bdsmion

На старом фото другой мир,
Там ты еще живой.
Там осень, ветер, просто мы
Под дождевой стеной.

Ты смотришь в небо, я молчу,
Ладонь твою схватив -
- так нежно, судорожно чуть,
Сжимает скрипач гриф.



Сжимает-сжалась душа. Пусть!
Ты слышишь сердца стук?
А в интонациях мне грусть
Покажется не_вдруг.

И бьется в груди - тшш... тик-так,
Заводит часы Кай.
На "здравствуй" серое "никак",
И на "пока" - "прощай".

- Ты знаешь...- Знаю. Все пройдет.
- А кофе? Можно? - Нет.
- Тогда с лимоном чай. - И мед.
А что сказал - секрет

Для всех. Сочувствия ни от кого
Не надо. Эту фальшь
мне скоро можно с молоком
как в детстве пить - все блажь!

Пройдет со временем... - Поспи.
И, завернувшись в плед,
Я глажу белые виски,
Стирая сонный бред.




*


Из льда нам вечность не сложить,
И Кай давно ушел.
Я попытаюсь ворожить:
Все будет хорошо.

"Миледи,слышите...?", - смеясь,
- Дока... - Конечно, твой!
На старом фото букв-фраз вязь:
Не бойся. Я живой.

в современном русском языке оно таки является неким атавизмом - ввиду редкого его использования

надо отметить, косноязычием Вы явно не страдаете) а проблемы с грамматикой и семантикой легко снимаются заглядыванием в словарь русского языка)

"волнующе" - наречие,образованное от "волнующий".

Рада, что понравилось)
Однако, слова "волнительный" в русском языке не существует

Иногда и искать необязательно, - небесная канцелярия сама сводит.

Боже, да кто меня утомляет, что Ты?
ну, наверное, только почти все люди,
и не то,чтобы совсем утомляют, может,
за шиворот лишь берут и как куклу крутят.
Откупаюсь от них улыбками-здравствуй, или круглостью глаз, нарисованных в спешке,
Боже, знаешь, мне когда-то сказали, я - дар твой, Боже,
а разве даром может являться пешка?


...Помолчите, пожалуйста, право слово - ну неужто вам всем одновременно сразу хреново,
что так лезете в сердце мне бестолково за огрызками жалкими от тепла?
а я только завидую птицам и их свободе, отвечаю о жизни - жива, да, вроде;
одеваюсь так , что смешно и погоде, набираю твой номер, наб...стираю звонок добела.


я когда-то хотела же стать актеркой, заполнять ароматами пыли и пудры гримерку,
быть загадочной, хлесткой в словах, от боли уверткой,
и дождаться аплодисментов от всей толпы.
Но на самом деле у актрисы нет собственной роли, только сотни других : сыграешь доколе,
ну тогда побеседуем - о смысле и воле, если будет хотеться к тому времени бы.


...Пожалейте, согрейте, Господи,помоги мне,
отыскать тех, кто любит, кто - Солнца огниво,
с кем не страшно растаять в весеннем гимне ,
с кем уютно, тепло и чудеса,
кто надежный и сильный, и чуточку сам волшебный, кому можно довериться и будет - так верно!
- засыпать, просыпаться без ножа под ребром и в нервах,
у кого теплые, как чашка какао, глаза.

И падение манит в обмелевшие небеса,
И не хочется перевернуть страницу романа.
Наш поезд еще стоит, а корабль опустил паруса.
Как ты думаешь, нас пустят туда без билетов? Иль не видать океана?

Пустят. И сразу в каюту. За шахматы – шторм переждать.
Дивная партия – Смерть, Рыцарь и Дьявол.
Кто-то выиграет. Кто? Я не знаю – ведь так интересней играть,
И оппоненту не дать перехода право.

Не сердись: это буква и дух закона любви.
А она не прощает ошибок, как это ни жаль.
Повнимательней глянь на фигуры свои,
Видишь, я поддаюсь. Проиграю? Пускай!

И пусть свет упадет. И потоп, темнота
Вдруг затянут в трясину враждебности снов.
Здесь и сейчас – идеальный мир: в нем пустота.
Кроме нас ни души. Кроме ненужных и незатейливых слов.

Ну а утро придет незаметно – ты увидишь его
Сквозь окна из инея, стекол и серебра.
Мы приехали. Я попытаюсь проститься легко:
Хорошо…, что ты был. Что мы встретились только вчера.

что не может не радовать!

Спасибо) подобное - многим близко.

All these memories

Успокойся. Стряхни слезинки с ресниц. Потише всхлипывай - услышат. А тебе ведь этого не хочется, правда?


All these moments of happiness


Прижмись ко мне. Да, вот так. И помолчи. Главное я уже понял.А остальное - неважно.


Remember all


Не смотри на меня так умоляюще, я сейчас вернусь.Только схожу, поставлю чайник и вернусь.Обратно - в тишину сентябрьской ночи. В паутину забытой нежности. В едва видный из-за открытой балконной двери свет созвездий.


They stay lost in my heart


Ты, наверное, кофе хочешь? Разумеется. И пусть на часах уже два ночи. Тебя это ни капельки не должно волновать. Ну вот, я пришел. Держи шоколад. И не держи боль в себе. Вредно.


They haunt me like you


Не плачь.Не все так плохо.И не все так хорошо. Такова жизнь, на войне как на войне, что там еще из французских затасканных афоризмов? э се те не кзисте па....В этом мире...


They are always there,even in death


В нем нет места для нас. И никогда не будет. Априори.


I will jealously keep them at your side


Что тебе сказать еще? Про то, быть может,что люблю? Но ты и так знаешь. Про то, что без тебя, меня не будет? Но ты и так видишь. Про то, что я умираю каждый раз, касаясь губами твоих колен, - и выше. - бедра. Вот ты сидишь в моей длинной майке, и больше ничего-ничего не на....


Forever.


Тогда напоследок, под конец ночи, под конец дождя скажу:
Когда-нибудь у нас будет собственный мир.
И...нет. Не выживать, ЖИТЬ там будешь лишь ты.
И я.
И мы.

Благодарю Вас!) так мило)

А наверное, если б повод - то было бы легче. Это, знаешь, не только тоска калечит, но и тихое "все в порядке. Конечно. Встречу" и короткие встречи - по пальцам, наперечет. То ли девочка простудилась, совсем промокла, то ли слишком перечитала всяких софоклов, то ли просто зима: и так плохо-плохо, подарите ей кто-нибудь для слез плечо.

Я не знаю, не знаю, не знаю, не знаю - где я, кто я, с кем и зачем засыпаю, почему мне не больно, когда я тебя обнимаю, и когда домоправление таки подключит свет, а то каждый вечер, как будто встречаешь вечность, жжешь до полной оромантичности свечи, и совсем уж сходишь с ума , а время не лечит, особенно,если иллюзия - проходят минуты, а не сколько-то лет.

Так что, в общем, да ну его на фиг повод этот, поищи вон причину в карандашных на книгах отметках, и болтай ногами, сидя на черных ветках - черных на белом-белом - наспех эскиз февраля. Что там дальше с нами, не с нами, с днями и снами будет - неважно, я тону в этих лужах и в этих неделях влажных, и все думаю - если ты рядом, то все не страшно? и смеюсь, найдя сердце в самом углу груди - и не выронив,и не потеряв.

От плача задохнувшись, лишь молчать
останется, и морщиться от света дня в окне.
Топорщась веры иглами, встречать
Весну, где оказалась я на дне.
От глухо-пустоты внутри мыча.

а яма, сброд и грязь, - все впереди
- конечный результат "ни дня без лжи".
Ты сможешь победить и пережить
Без слов. А я лишь с риторическим "прости"
к Господней двери попытавшись подойти.

И полумрак, накрывшись хрипотой,
с тоской, безумием об адовом огне
Д'уши не тронет, облачена что чистотой,
а обожжет меня, застывшую в окне

- Признать виновной...
-Оправданий...
-Нет...
-Постой, посто...

***

-Останься .- говорит она, капризно растягивая слова, лежа на животе и болтая в воздухе ногами. Растрепанный кысь, первая ипостась, - непослушная, упрямая, смирения ни на грош.

-Остань..тесь. - говорит она, уже слегка испуганно. , - sir...don't leave me...I can't...if you have insulted...please.
Что она там "кант", она не договаривает. Второй сезон марлезонского балета - в главной роли - Воспитанница. Глаза умоляющие, стоит на коленях, спина прямая, английский.


-Останься...пожалуйста, останься. - говорит она, совсем тихо, чтобы голос не изменил ей, и я бы не почувствовал, как она плачет. Настоящая она боится только одного, что я уйду. Она боится не одиночества, не голода, не пустоты, - она боится, что круговорот той любви, что внезапно тайфуном закружил нас, закончится так же внезапно. И что око затянет и меня, и ее - самую светлую нашу часть, оставив видимые оболочки, в которых дыхание Бога едва теплится.


и я остаюсь.



***



Экскурсионный автобус по Москве движется медленно, словно зомби в тумане, из фильмов, которые иногда смотрит Нэж, и каждый час останавливается, где только может.
От этих остановок, "вынужденных", как объясняет водитель, мне только тоскливее и муторнее, даже свежий воздух оказывается совсем не свежим - наоборот, тоже каким-то болотным и стухшим.
Нэж, напротив, веселится, со смехом рассказывая всем окружающим людям какой-то потрепанный жизнью и временем анекдот.
И хохочет так заразительно, что даже самые хмурые начинают улыбаться.
Даже я.
Интересно, а она вообще знает всех этих политических деятелей, раз думает,что имеет право так о них говорить?
Впрочем...Неважно.



***


- Ты плачешь?
-Нет.
-Смеешься?
-Нет.
-А что тогда?
-Люблю.



***



Сегодня я даже не пытаюсь как-то до нее дотронуться или поцеловать. Боже, упаси.
Просто в последнее время у меня слишком плохое настроение.
А может быть, я боюсь, что ей станет слишком неприятно от моих объятий.
Не так-то легко заново полюбить человека или заново с ним познакомиться, когда он уже совершенно другой - уставший и печальный. Серый, а не яркий.
Наверное, в этом виновата судьба.
А может быть, и мы сами.

Сегодня она и не думает отвечать на мое "С добрым утром."



***



"Цзыыынь..." - это бокал падает на пол.
"Шорх..." - это её шаги по направлению к кухне.
"Щелк."-это звук включения электрической лампочки.

-Почему не спишь?
-Пить хочется.
-Мне налей тоже, пожалуйста.


Мы сидим лицом друг к другу. Она - покачивая ногой в такт какой-то только ей одной слышимой мелодии.
Я - судорожно вцепившись, до белых костяшек пальцев, в сиденье высокого стула.
Нет, мне страшно не упасть. Хотя и это тоже.

-Что ты со мной сег...нет, уже вчера, не разговаривала?
-Извини, я не заметила.
-По-моему, человека сложно не заметить. Нэж, почему?
-Ладно, уговорил. Я была в депрессии.
-Всего лишь один день? Странно.
-Ничего странного, просто я устала, наверное. И сейчас тоже уставшая. Пойдем спать, а?
-Вместе?
-Ты меня локтями толкать будешь, лучше по отдельности.


Она улыбается, заметив в зеркале мою гримасу.
А потом открывает дверь в свою комнату.



***



Утром мы лежим, растянувшись поперек ее широченной кровати и ни о чем не думаем.
Просто не хотим.
Просто все желания исполнились, даже скрытые, о которых мы сами не догадывались.
Просто она не серая.



Моя рука накрывает ее руку.
Наверное, пора.
Наверное, она сейчас скажет...
-Останься.



***



И я улыбаюсь.
Сейчас - не из-за анекдота.
Хоть анекдотом и является вся наша жизнь.
- Люблю. - отвечаю я.- Очень-очень.
-Конечно. - отвечаю я.- Но потом. Мне пора.
-Bleiben Sie.-отвечаю я, стараясь одновременно улыбнуться так, чтобы она не заметила слез на ресницах.- Gehen Sie nicht.

Ступенька. Еще одна. Поворот ключа. Финита.

Чувствую себя чукчей - о чем вижу, о том пою. Или Блоком, с его любовью к назывным предложениям. Мозг освещает снопом света только те предметы, что находятся прямо передо мной, остальное - в темноте, не заметишь, не дотянешься. Ах нет. Еще его руки. Тяжелая ладонь на плече - и с каждой секундой все тяжелее становится, но это уже тактильная чувствительность сказывается, что поделать, наверное, если бы он не держал - я ушла бы еще полчаса назад. А так пришлось выдержать и спокойствие его тона, и то, властное давление, окружавшее со всех сторон. Он не спрашивает меня - боюсь ли, в нервных сжиманиях пальцев это уже заметно, я не смею поднять глаза - зная, что начну смеяться, нервная реакция. А он рассердится.

Поймав отражение в зеркале, застываю. Лихорадочно блестящие глаза, закушенные в трещинах губы, красные от смущения щеки. На сколько я там выгляжу? 13-14? Что я делаю? что мы делаем?
Боже, боже......что он думает обо мне сейчас? Что я делаю, куда иду? Это уже не первый, и даже не второй раз, и все - то же самое. Холодной водой в лицо, джинсы вон, широкая юбка, блузку застегнуть наглухо. Однажды он уже выдрал меня безжалостно за слишком глубокое декольте, и был прав. С соблазнением - иди куда подальше, а я здесь не для....для чего?

Перекрестье распахнутой рамы, фигура возле - краем глаза отметить - руки заложены за спину, спокойная расслабленность, значит сегодня все будет достаточно легко.

-Все хорошо?
-Да.
-Начинай.

- Я была неправа, сэр, - пальцами зацепить резинку колготок, вниз по бедрам, - я заставила Вас волноваться на этой неделе, - спустить до колен, - не отвечала в течении двух дней, - очередь трусиков, - отключила телефон, руководствуясь только своим желанием от всех закрыться, - поднять юбку, придерживая руками, - а это значит...

- ...идти на поводу собственной эгоистичности? - Он наконец поворачивается и оглядывает меня с ног до головы - только успевай глаза прикрывать смущенно. - на кровать, коленно-локтевая поза, юбку закинешь на спину.

Черт. Ох, черт. Значит он просто вида не показывал - а сам действительно рассержен. это бесстыднейшая, и самая потому одновременно и ненавидимая и заманчивая для меня поза. Я судорожно сжимаю бедра - тяжело скрипят пружины под его весом, и широкая ладонь, накрывает левую ягодицу, вверх-вниз, и до боли сладко, пока так, но боюсь, скоро будет сладко от боли...

- Синяков уже нет. Здесь не больно? - он осторожно нажимает на место рядом с копчиком
- Нет.
- Нет, СЭР., - сильный шлепок, и я подаюсь вперед от неожиданности
- А здесь? - середина правой половинки
- Нет, сэр
- А здесь?, - он легко касается внутренней стороны бедра . И я цепенею от стыда.
- Вы ...Вы же не ...не ударяли меня там раньше., - слова путаются, и я опускаю голову ниже.

- Посмотри на меня, - он обходит кровать спереди и усаживается прямо передо мной, приподнимает пальцем подбородок, и я не успеваю встряхнуть волосами, чтобы закрыли лицо, - так-так....вот что нас задевает, вот отчего нам стыдно, а я-то, - голос понижается до шепота, - я-то думал, тебя уже ничего не может смутить.

Я представляю - как выгляжу в его глазах. Спина прогнута, попа выставлена вверх. Разглядывай - не хочу. В глазах застыли слезы. И кажется, лицо уже просто горит, а веселые чертики в его зрачках лишь подливают масла в огонь.

- Ну давай считать. Молчание - игнорирование всех вокруг - обойдется в 15, опоздание на две минуты - это 10, но шлепков, и..., - я просто слышу улыбку в его голосе, - еще одно. Ты не должна от меня отворачиваться, мы ведь уже говорили об этом? Мне кажется стоит попробовать нечто новое, чтобы оно сразу запомнилось, и врезалось в память накрепко. Потому что. - и я вздрагиваю от того холода, что появляется в его тоне, - ты должна слушаться меня. Я никогда не делал с тобой чего-либо аморального, и не собираюсь. А потому смущение и отворачивание приравниваются мной к неуважению. Тебе все понятно?

- Да.
- Тогда пожалуй, начнем с руки. Не сбейся со счета.

Звонкое хлесть - кожу будто обожгло.

-Раз.

Хлесть
-Дваа.

Еще один.

-Триии

к седьмому я попыталась закрыться рукой - на что он прижал ее к моей спине, и без остановки звонко впечатал еще штук 15 без перерыва. кажется, я стерла коленями покрывало - от бесконечных ерзаний и попыток уйти от ударов.

-Это уже ни в какие рамки не входит. Похоже, ты вообще ничего не запоминаешь из уже пройденного.
Звук расстегиваемого ремня - я буквально ощутила как по моим выставленным частям тела забегали, здороваясь, мурашки.

- Думаю, придется научиться относиться к моим словам серьезнее. Можешь скрестить ноги .И ...не сдерживаться.

Я застыла .Все. если я могу кричать - а я могу, и что самое плохое - буду, значит, серьезней некуда.

И первый же удар, пришедшийся ровно посередине, меня убедил в этой мысли. Кажется, дальше была минута, а может быть две, а может и вечность - наполненная резким свистом, и мои визгом после каждой оттяжки. Я держалась только на боли - и жила это время - только ей, выкрикивая, выплескивая, раскрываясь навстречу, уже не выдерживая, и в то же время, держась из последних сил. это был круговорот эмоций - в природе происходящего - из меня уходила боль и возвращалась в ту же минуту. И кто первый перестал считать удары - я или он, уже не имело значения, только боль, и эйфория, входящая в меня по капле с каждым новым шлепком.

- Ш-ш-ш....тише, маленькая, все закончилось, тише-тише....

Все действительно закончилось. я лежала уже на животе, и он почти не дотрагиваясь, нежно гладил меня по спине, успокаивая и утешая.

***

---

Лиф обтягивал словно вторая кожа. Юбка оказалась нормальной длины, но струилась по ногам до такой степени нежно-шелково и невесомо,что хотелось только одного - поднять ее и прекратить тем самым мучительные в свой ласковости прикосновения.

-Волшебная...

Муж, улыбаясь, стоял на пороге, разглядывал будто с удивлением, водя глазами и по изгибам бедер и по высоко поднятой груди - взгляд, заставляющий ее покрыватсья румянцем и гореть от смущения.

-Тебе ...нравится?
- Сними.

Пальцы уже дернулись к застежке,но на полпути остановились. С какой стати? Она не будет сейчас играть с ним в эти игры. Эта ткань - уже его знак, что ему еще надо? Доказывать свою принадлежность чем-либо кроме этого у нее не было охоты.

-Ну?
-Я не хочу.

Отвернулась обратно к зеркалу. Поймала его отображение - слегка поднятые брови, недовольный рот, не удержавшись, широко улыбнулась. Знай мол наших.
Он сразу же подошел, обнял ее, уставился на их зеркальных двойников.

-А я не хочу чтобы тебя видели в этом платье другие. Ты не представляешь как ты в нем смотришься.
-Мм...хорошо?
-Возбуждающе.

Она провоцирующе подалась назад, прижалась к нему, почувствовала - действительно возбуждающе, и расслабилась., - привлекательная, да. Боязнь разонравиться ему, перестать быть желанной,назойливым роем железных мушек преследовавшим ее все время, утихла. Она улыбнулась еще раз.

-Ты даже не знаешь..., - он уже целовал, почти кусая, ее шею, поднимаясь ладонями от талии и выше, стискивая, мяв ее тело точно глину.В нетерпении добрался до груди и сжал больно, вырвав у нее жалобный вскрик. Глаза она уже закрыла и могла только чувствовать, что он делает - разворачивает лицом к себе, подхыватывает под ягодицы, усаживает на комод сзади. Мелькнула мысль, что комод обладает просто таки феноменально-оптимальной высотой - чтобы было удобно, надо только сесть, слегка прогнуться, развести бедра в стороны..
Она оказалась слишком близко к нему, слыша прерывистое дыхаение и чувствуя каждым миллиметром тела, каждой впадинкой, каждой капелькой пота, каждой мышцей, выгибающейся от движения навстречу - его, она вдруг придумала новый образ - пазл, собранный воедино, подоходяший друг другу точь-в-точь.
Может и не слишком визуально крсивый и романтичный пазл... какая здесь романтичность, скажите, в хрипах и стонах, в позе, где главное - обхватить крепче и прижаться сильнее, в судорогах, в сведенных челюстях, в грубости толчков? Но здесь было нечто больше и гораздо необходимее романтичности - было сильно и хорошо, и безумно, и жарко до раскаленности, и страх до слез тоже был - каждый раз в единении с ним она боялась. И не чего-то определенного - она боялась тайны, рождающейся и умирающей между ними в эту самую минуту. В точке соприкосновения - кожа к коже -вспыхивали вселенные, круговорот жизни и смерти продолжал свою мгновенную в скорости карусель, и она понимала, что смысл ее, единственно ради чего она появилась, - это быть его половиной, потому что то, рождающееся внутри них и связывающее их неразрывными путами, было ни чем иным как Бытием во всей своей полноте.

Вот как они любили друг друга, и прибавить к этому нечего.

посвящается Наставнику, по-чеширски улыбающемуся по прочтении сего произведения.

---



Я хочу чёрное платье,
Подари мне чёрное платье.
Чёрное платье из ситца,
Оно будет долго носиться.

Со штрипкой на бёдрах, проймой впереди
И маленький бантик на левой груди.

Я хочу чёрное платье,
Надень на меня чёрное платье.
Запахнет верхушками сосен,
И станет небо высоким.

И мы затанцуем, неловко сперва,
Страстное танго на раз-два, раз-два.

Сними с меня чёрное платье,
Чёрное-чёрное платье,
Угрюмо и нежно касаясь.
Натянется ткань парусами.

Я запутаюсь кистью в змее рукава.
И платье порвётся на раз-два, раз-два.

(с) Арбенина

---

На стене прямо перед ней, освещенные желтым огромным кругом от лампы, перетекали друг в друга две тени. Одна из них, не подвижно сжавшаяся только дергалась изредка из стороны в сторону. Вторая вела себя куда более неспокойно - вытягивалась, сжималась, становилась тоньше, еше тоньше, внезапно она обрела четкость - широкая ладонь с расставленными пальцами - вдруг приблизилась к стене и покачала из стороны в сторону, пальцы изобразили пощелкивание.

- Крокодил?

- Ага. я люблю эту игру.

-Ох, а можно я тоже ...

-Тогда тебе придется встать.

- а ...нельзя?

- Ладно, так и быть,отдохни.

Она встала поморщившись. Порванное платье так и оставила задранным. Подошла чуть покачиваясь к стене, прислонилось к ней спиной и прерывисто вздохнула,закрыв глаза.

- А как же игра?

-мм...

Протянув руку изогнула пальцы, потом еще раз , еще.

Он с изумлением увидел силуэты двух людей - поменьше и побольше. Тени сплетались, переходили одна в другую - знай только восхищайся их стремительностью. Отчетливые намеки на ...хоть камасутру рисуй с них. И в то же время нельзя было и подумать что весь смысл показанной пантомимы - секс. Неизмеримо-больше. Проникновение вело к распостранению. Слившиеся фигурки увеличивались в размере и возникало ощущение, что и число их увеличивается - уже не двое, а больше, бесконечность...внезапно желтый круг снова встал на свое место.

- что это было?

- Любовь. Я ее так представляю.

Она говорила глухим голосом, уткнувшись взглядом в пол.

Он подошел к ней, остановился в нерешительности,тоже посмотрел вниз. Ее маленькие ступни стояли повернувшись носками друг к другу, колени чуть дрожали, на бедре вмятина - кажется ремень слишком сильно врезался в кожу, когда она ерзала на его коленях. Но почему она дрожит? холодно?

- Почему ты молчишь? - все тот же глухой голос.

- Я не знаю..., - он провел ладонь вверх-вниз по бедру, - а ты не мерзнешь?

Низкий гортанный смех.

-мне ох как жарко. И какая причина тому ты наверняка знаешь.

- Иронизируем.

Жесткие пальцы взяли ее за подбородок, запрокинули голову.

-Нет, - замотала шеей.- просто...

-Так о какой любви ты говорила? вернее,меня другое интересует. К кому любовь?

- Ни к кому. мужчина и женщина.это лишь образ.

- Образ, - он усмехнулся, - все-то у тебя образы, образы, и все-то ты их собираешь и собираешь. И потом описываешь, и они-то тебе нужны, нужны,черт возьми! - последнее он уже выкрикнул, не сдержавшись.

-Ты опять?

-что ? - брови поползли вверх. - опять? Неет,маленькая,я не опять.Эту-то тему мы еще не затрагивали.

- А какую...затрагивали ? - прошипела сквозь зубы, потом у что в этот момент его ладонь наконец обхватили припухшие горячие ягодицы и сильно сжали их.

-Твое платье. И флирт.

- Значит теперь очередь "зачем"?

- Теперь очередь ремня.

Ее глаза в ужасе распахнулись и стали чуть ли не в два раза больше обычных по размерам.

-ты,...ты же сказал, что все....

- Я пока думаю.

Он и правда думал. Но не об инструменте наказания, не о том чтобы доставить ей еще большую боль. Весь пеоследний час который они провели дома, весь финал этого злополучного дня он думал только о двух вещах - как сделать так, чтобы она действительно осознала свои ошибки и как избавить ее от соблазнов их совершать.

Решение пришло быстро. Обычное такое решение. он уже и раньше использовал его,но и в половину не так...болезненно как раньше.

- Повернись.
Она вздрогнула и, закрыв глаза,повернулась. Попка распухла почти в полтора раза и цветом крайне напоминала раннюю малину - розовая с переходом в алое и кое-где с белыми следами - это он совсем не сдержавшись шлепал ее кончиками пальцев, с оттягом. Визг в эти моменты переходил в рыдания, и кожа на месте удара вздувалась.
Заслужила,конечно. Но вот вопрос, как она еще выдержит. Сегодня она по-настоящему плакала от нестерпимой боли, он никогда себе такого не позволял -дать ей подобную боль...но...ладно. повторимся.заслужила.
-Ложись на диван. Нет,нет, куда ты платье тянешь? и трусики оставь. Вот так.
Неловко семеня - из-за спущенных до колен трусиков,дошла до дивана, легла и тихо всхлипнула,уткнувшись носом в обивку.
-Расслабься,сейчас я продолжу. Будет намного больнее,сразу скажу. И пока ты будешь кричать - рекомендую подумать хотя бы своей задницей о том что можно и что нельзя. А вернее - как можно и как нельзя обходиться с людьми.

Ремень лег в руку уверенно. Кончик его,намотанного на руку, свободно свисал с кисти.отойти чуть, совсем немного размахнуться и...
Комнату немедленно пронзил ее стон.

Закончатся дожди.
Все будет хорошо.
Ты только подожди.

На звезды посмотри-
-Их зачерпни ковшом.
Ты только не сгори.

О солнце не проси-
-Дождь так и не ушел.
Неси свой крест, неси!
До Финиша неси.

Не обещаю,но:
Все будет хорошо.

Все будет хорошо.



***



Бывает так, что весной долгожданное тепло не хочет возвращаться. Вы ждете его (и ждали - всю зиму!), а оно опаздывает, задерживается. Наверное, добирается на перекладных, сидит в зале ожидания (опять это уже надоевшее слово), соскакивает на полном ходу с подножки поезда и мчится, мчится...К Вам.

По крайней мере, Вы хотите на это надеяться.


***


Вы верите в то, что оно все-таки к Вам приедет.
Может быть - само по себе. Первым солнечным лучом.Прогретым асфальтом. Радостью - необъяснимой. Как тогда - в Ваши 19 лет...
Может быть, в ее лице. Ведь она - тоже Ваша радость.
Только недолгая - не нужен самостоятельному совершеннолетнему человеку постаревший руководитель, который хоть и будет счастливо улыбаться при встрече, но все равно не даст то, что требуется взрослой девочке - океан позитивных эмоций, НАСТОЯЩУЮ нежность, боль сквозь эйфорию, наказание, и...да, нормальный секс.

А вдруг...нужен?
Ну хотя бы, чтобы угостить новоявленного юного гения чаем и штруделем - свежим,яблочным, как и требуется.
Чтобы она ела ( впервые за последнее не_оффициально_приемное время) неаккуратно - облизывая пальцы, морща нос от удовольствия, до последней крошки.
А Вы - будете сидеть напротив и смотреть, смотреть...На эту (даже сейчас!) изящность аристократическую, на пухлые розовые губы, которые она слегка прикусывает, когда волнуется, о чем-то рассказывая, на лукавые искорки в глазах.
И в окне - будет светить солнце. Пробегая лучами по любимой шевелюре.

***
Бывает так, что когда кутаетесь в шерстяной плед, сидя в таком же старом кресле и смотря в окно - там серость и холод, вдруг зазвонит телефон.
Вы, чертыхаясь, потому что выползать из тепла не хочется, подниметесь и возьмете трубку.
А оттуда Вам скажут таким знакомым, быстрым говорком:
- Master, я к Вам на выходные загляну, ладно? Как раз хорошая погода будет!
-Конечно, заглядывай, девочка.


Длинный гудок положенной трубки.


-Моя.






March 2008. Feb 2012.

Зеркало в ванной все чаще злобно шипит:
" Немедленно прекрати стареть. Ты, идиот, прекрати."
А она говорит :" Ненавижу тебя."

Когда я тянусь к ней, она отворачивается с отвращением и стряхивает мои руки со своих колен.
Будто думает, что не придет ночью.
Будто не собирается потом плакать.

Зеркало в ванной все чаще строго приказывает :"Немедленно ложись спать. Вот уже какие мешки под глазами."
А она говорит: "Останься, я не могу больше."

Хотя я знаю, что с утра она будет истерична. разглядывая,изогнувшись, почерневшие пятна синяков на боках, а я - долго искать широкий шарф, чтобы скрыть пятна засосов на шее, я остаюсь.
И шепчу ей каждый день :" Давай уедем.Если хочешь денег, свободы - все дам.Только уедем."
Она говорит:" Я не знаю,что делать с твоими деньгами, я не знаю, что сказать друзьям. Я знаю - нужно расстаться"

Она говорит :"Вот выпрыгну из окна - будешь плакать."
А я представляю себе узкое окно на последнем этаже нашей высотки - как раз для маленькой Веры. И как она лежит, распластавшись на земле - открытые глаза, бледная кожа. И кровь в разметавшихся волосах.

Зеркало в ванной все чаще кричит : "Ты, богатый известный идиот. Но идиот. Убийца!".
Она говорит :" Я подумаю."

и куда я бреду, оставляя мосты гореть,
хватая отчаянно руку, видя в ней ласку,не плеть,
sir,don't leave me; monsenior, ne quitte pas,
не поднимешься больше, один раз на колени упав.

сжимая в ладони счастье размером с Вашу ладонь,
стала любящей женщиной девочка, с глазами "не тронь",
слышите стук? удалось сердцу Вашему вновь отмереть.
Я у пропасти края стою, разрешая мостам сгореть.


***

Когда Вы прочтете это письмо,будет утро.
Солнце настойчиво постучит в светлые(у Вас же светлые!)шторы,
Кошка потрется о Вашу руку своим гуттаперчивым ухом,
я пожелаю свернуть Вам в который раз горы.

и осушить полноводье,и напоить пустыню,
пробиться к несчастным в сердце,-что в энный раз сложнее,
я пожелаю чтобы
не Вы,а Вас полюбили,
как можно раньше,хоть это и будет позднее.

я бы хотела родиться десятилетьями раньше,
только зачем Вам еще один пункт в "розарии"-списке?
коли сказали-Лисенок,станет Лисенок Вашим,
сядет,прижавшись,до невозможности близко.


я пожелаю Вам забывать тоскливые мысли,
греться в тепле моем,ибо его так много.
милый мой,бедный мой,
слушай:в хорошем смысле
я люблю тебя ,как любят,допустим,Бога.

Спасибо Вам.огромное искреннее спасибо за понимание и дивные стихи

(название - по одноименному роману о школьной жизни. виньетка,однако, не про школу)


Слишком много славы.
Слишком много света.
Слишком много поклонников.
Слишком много веселья.
Слишком много всего для девочки, которой нет восемнадцати.

Так не должно быть, ибо так быть не должно. Это гнетущее чувство, когда вокруг тебя сотни людей, а ты не чувствуешь ничего – вообще ничего – кроме гнетущего одиночества, знакомо ли оно вам? Умеете ли вы не жить по правилам, пересекать границы, чтобы при этом не калечить себя? Я очень сомневаюсь.
А от меня этого требуют. Ежедневно, ежеминутно, ежесекундно. Вести себя адекватно, при этом ведя неадекватную для своего возраста жизнь – уж простите за каламбур.
От меня требуют закрыть глаза на мою любовь.

Просто закрыть глаза. На секунду зажмуриться. Ощутить твое тепло. Все, как в детстве – так, видишь? Это я. А я тебя не вижу. Я не хочу видеть, только чувствовать. Как в детстве.
Как тогда, когда все начиналось. Робкие объятия, взгляды украдкой.

Детство – много всего было. Плюшевые игрушки, ведро малины, яблочный сок, наш громадный сад, разрисованные обои.
Много счастья. Радости. Песен. Любви и нежности.
А сейчас совсем немного. Совсем чуть-чуть. Затушенная об мою руку сигарета. Бутылка от выпитого виски , совсем малость на донышке – на один глоток едва наберется. едва заметные шрамы, рассеченная кожа.
Недоговоренные слова, неотправленные смс.Гнетущая тишина. Тени на стенах. Не мои, не знаю, чьи это тени. Но так странно все. И всего так мало. Недостаточно много, чтобы жить дальше. Горсть таблеток.
Успокоительное.
И ты.
Опять парадокс. Когда ты рядом, мне не нужно это все. Но это то, к чему я привыкла. Ты же – то, от чего я постепенно отвыкаю.
Пахнешь вишневым табаком и книгами, так вкусно.

Нам не удержаться на этом тонком льду. Балансировать вечно физически невозможно. Последнее тепло лета уйдет, и с осенью все канет в Лету. А потом и вовсе зима. Останемся по отдельности, бороться дальше с обстоятельствами, потому что вместе уже невыносимо. Вместе уже непривычно. Здесь каждый сам за себя, и моменты нежности и единения – они все реже. Но окей. Я привыкла. Если так надо – пусть так и будет. Я принесла все возможные жертвы, еще одна – даже не вопрос. Я тебя не удержу все равно. Мое взросление сказывается.

Все так обычно. Все так банально и предсказуемо.
Я больше не верю в любовь. Ты больше не веришь в любовь. Уже давно. Мы лежим на расстоянии бетонной (или кирпичной?) стены, разделяющей два номера, мы не ночуем вместе. И не верим.
Все давно автоматизировано, монополизировано и забито наглухо деревянными досками. Все скучно, потому что приелось. Все предсказуемо, потому что прожито. Прожито нами, и тысячами книжных и кино- персонажей до нас. Людьми, обычными, которые едят яичницу на завтрак, носят галстуки, или юбки, нервно курят, и все равно не похожи на нас. Они не могут быть похожи.
Нервно теребя ручку, не находя слова и не имея сил опуститься на колени, я продолжаю НЕ ВЕРИТЬ. Я бы хотела иметь право усомниться в своих заветах хоть на секунду… но мне нельзя. Мы все, взрослея, подписываем контракт с дьяволом. Собственной кровью. Плазмой, лимфой…

Верить нельзя. И мы не верим.
Это все должно когда-нибудь закончиться?



Слишком мало радости.
Слишком мало понимания.
Слишком мало воздуха.
Слишком мало счастья.
Слишком мало нежности.
Слишком мало всего для девочки, которой нет восемнадцати.

это верно

ох нет. только не " влажный блеск" эту песню уже перетаскали куда ни попадя.
благодарю Вас. очень приятно.

В рассказе использованы строки из одноименной песни Александра Башлачева.
Предупреждение - в первую очередь это произведение о простых человеческих взаимоотношениях. Тема выступает в роли подпорки.



Нет времени, чтобы себя обмануть,
И нет ничего, чтобы просто уснуть,
И нет никого, кто способен нажать на курок.
Моя голова - перекресток железных дорог.
Здесь целое небо, но нечем дышать.
Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать.
Я прочно запутался в сетке ошибочных строк.
Моя голова - перекресток железных дорог.






…Позже Вера долго пыталась вспомнить, кто из них первым предложил сыграть, - и не могла. Да, в общем-то, это было так же неважно, как и все фальшивые правила и ограничения.
Настоящее правило было одно: не останавливайся, пока можешь, и посмотрим-ка, как далеко ты сумеешь зайти.
И когда в купе поезда «Прага – Москва» она с болезненным блеском в потемневших глазах ловила его руки и шептала безостановочно его имя, захлёбываясь, словно звуки заполняли ее горло, не давая вдохнуть, ей впервые захотелось сказать самой себе: “Стой. Хватит”.
Нагромождения мелочных, ничего не значащих правил и условий обрушились многотонным грузом и погребли под собой последнюю возможность признать, что игра слишком глубоко пустила корни в жизнь.
Что в венах каждого из них уже давно неумолимым тиканьем часового механизма бьётся чужой пульс.
Единственное настоящее правило – победит тот, кто сумеет остановиться ближе другого к краю.
И хотя Вера почти явственно чувствовала, как сыпется в пропасть гравий из-под каблуков ее туфель, она вовсе не ощущала себя победительницей.


***


-Прокукарекать на балконе десять раз.
- Чушь, какая.
- Пройтись по гостинице в одних трусах.
- Тьфу на тебя.
- Ну, без, - приглушённо предложила Вера .
Она застряла головой в узкой горловине водолазки и пыхтела, пытаясь стащить одёжку и не содрать себе при этом скальп.
- Давай лучше ты, Котя.
Вера бросила водолазку на кровать, пригладила взъерошенные волосы, посмотрела на Алекса вполоборота поверх гладкого белого плеча.
- Жениться.
Ал изобразил, что его тошнит на пол.
- Обет безбрачия, а?
- На фиг, - Алекс пожал плечами, - мы ли не в секте?
Вера хмыкнула, села на пол, сняла босоножки, одну за другой, поразглядывала их с выражением глубокой задумчивости и зашвырнула в угол.
- Ну, - укоризненно сказал Ал.
- Дай полотенце, - попросила Котя.
- Ага, - рассеянно ответил , не двигаясь с места и наблюдая, как она извивается , вылезая из узких джинсов.
- Собака декоративная, бессмысленная тварь. - Котя поднялась, резким движением швырнула джинсы на тумбочку. - Слыш, где полотенце моё, ты? Оно на кровати лежало.
- Значит, и лежит там, - флегматично отозвался Алекс. - Я не трогал, очень надо.
- Ага, - Вера просунула руку под его живот, пошарила, потянула смятое полотенце за уголок. - Вот скотина.
- Мне скучно, - пожаловался Алекс, лениво перекатываясь на спину. - Зачем мы сюда ехали вообще? Ненавижу поезда. Вообще всё ненавижу.
- Ты зажрался, дорогой друг. Сам же хотел.
- Это был ка-априз, - задрал рубашку, похлопал себя по животу. - Кстати о "зажрался"...
- Ты намекаешь, что у нас будет маленький, или просто есть хочешь?
- Всегда хочу, - оживился Алекс и сел. - Пойдём?..
- "Педигри" в холодильнике, - отозвалась Вера уже из ванной.


***


- Пронести меня по лестнице от порога отеля до дверей номера.
Ал скривился.
- Фу, банальщина. И я надорвусь к тому же.
- Ты знаешь вообще, как с тобой трудно?
- Знаю. - Алекс исподлобья посмотрел на обложенное низкими тучами небо. - Как бы ливень не вмазал, ну, что за лето, а…
- Ал, - спокойно сказала Вера.
- Да-да, - он шагал, сосредоточенно считая булыжники мостовой.
- Ты есть вроде хотел.
Алекс пожал плечами.
- Это давно было. Расхотелось.
Котя задумчиво посмотрела ему в затылок.
- Дите, у тебя критические дни?
- Отвянь, - вяло огрызнулся через плечо.
- Ччерт, Алекс,- вскипела Вера, - сколько можно разыгрывать герцога в изгнании?! Хочешь есть - идём. Хочешь спать - в чём проблемы? Идёшь и... Зачем портить мне настроение унылой мордой?
- Всё ещё твой ход, - буркнул он . - На руках я тебя не понесу и кукарекать не буду. Усекла?
Котя с отчаянным стоном постучала себя по голове.
- Сиди, дура, сам открою, - кисло процитировал Ал бородатый анекдот. - Вера, слушай, мне осточертели просто эти древние камни. Ненавижу их. Японцы эти… - он махнул рукой в сторону шумной группки раскосых туристов, - хрень эта вся. Я устал. У меня ноги болят, ботинки новые, я урод, да?
- Ещё какой, - охотно согласилась Котя и потянула Алекса за рукав. - Сейчас присядем, я сбегаю тебе тапки теннисные куплю, уродец печальный.
- Спасибо, жизнерадостная, ты моя, - искренне поблагодарил он в ответ. - Только фиг тут присядешь где-нибудь. И зачем на этой планете столько людей? Подарите мне на день рождения конвертик с бубонной чумой...
- Дворик надо, - Вера целеустремлённо потащила его за собой, проталкиваясь сквозь толпы туристов у сувенирных лавок вдоль края Староместской площади, сворачивая в узкий переулок и суя нос в каждый простенок между домами. - Там потише будет.
- Это ты так думаешь, - мрачно сказал Алекс.
- Тшш, - Котя вдруг остановилась. - В сказки веришь? Нет? Зря. Смотри.
Ал остолбенел.
- Это...
- ...дворик. Павлины, да. Никаких людей, представляешь?
Котя потащила его к скамейке на изящных кованых ножках.
- Отдохни. Я сейчас тоже немного посижу с тобой и...
Алекс с открытым ртом смотрел на аккуратно подстриженные кусты и чинно шагающих, волоча по гравию длинные хвосты, упитанных птиц.
Гомон кишащих туристами улочек остался за заросшими густым плющом стенами окружавших оазис покоя домов.
Очарованный совершенно он опустился на лавочку. Котя присела рядом с ним, посмотрела очень внимательно на расслабившееся лицо Ала, помялась, будто решая что-то для себя.
- Слушай. Слушай, я придумала.
- А?..
- Мой ход. Да?
- Забей, - лениво сказал Алекс. - Потом.
- Нет, - Котя покусала губу, повернулась к нему спиной и рубашку, оголив спину. - Давай... Давай сейчас. Ударь меня.
- Крыша поехала? - неуверенно спросил Ал.
Вера качнула головой и потянула рубашку выше. Алекс бессмысленным взглядом уставился на родинку около ее плеча.
- Мой ход. Давай, нет же никого, что ты боишься. Ударь меня.
Ал засмеялся напряжённо.
- Фигня какая. Зачем?
- Затем, что тебе слабо и ты сдуваешь, - язвительно сказала Котя. - Или тебе всё-таки хотелось продефилировать по гостинице?
- Тварь какая, - разозлился Алекс и неожиданно борцовским захватом сзади зажал ее шею в сгибе локтя. Вера поперхнулась вдохом, вцепилась в его руку и тут же разжала пальцы, словно передумала высвобождаться.
- Трындец тебе, Котенька.
Опустил одной рукой ее рубашку, поднял на ноги - и тут же изо всех ударил ладонью по обтянутой джинсовой тканью пятой точке. Раз,другой, третий.
Вера дёрнулась один раз, шумно втянув воздух сквозь зубы, и снова замерла.
Алексу вдруг показалось, что Котя терпеливо ждёт, когда он сделает ей еще больнее, когда то шуточное по сути шлепанье, что было только что,перерастет в гораздо более серьезное. Когда он будет держать ее так же, вот только удары посыпятся уже на голую кожу - без счета и времени.

Его замутило.
Он резко отпрянул, оттолкнул от себя Веру, почти брезгливо одёрнул рубашку на ее спине.
- Ты психованная.
Она торопливо поправляла рубашку, пытаясь улыбнуться беспечно и широко.
- Я так и знала, что ты предпочёл бы быть единственной и неповторимой моделью в неглиже. Пошли есть. Твой ход, кстати.
- Иди ты, - Алекс выгреб из кармана мелочь и зло швырнул в Котю. - Идиотка.
Вера безразлично пожала плечами, присела на корточки собрать монетки.
- Можешь сдаться.
- Плохо слышала? У-хо-ди. Ладно, есть. - Алекс с гримасой отвращения поднялся. - Ты меня кормишь, не забыла?
Котя посмотрела на него снизу вверх и лучезарно улыбнулась.
- Да, конечно, Сашенька. Кормить, поить, танцевать... что угодно.
- Ты мазохистка просто, - убеждённо сказал Ал. - Ты не шути так больше, мы же договаривались без...
- Без чего? - Котя распрямилась, надвинулась на него, позвякивая ссыпанной в карман трофейной мелочью. - Без чего? Ну?
Сен стушевался.
Вера рассматривала его непривычно холодными глазами, как неприятного чужака, кого-то, кто без спросу порылся в ее шкафу на полке с нижнем бельём.
- Я, - медленно и очень чётко сказала она, - не нарушаю правил. Твой ход, и думай хорошенько, прежде чем...
- Дурацкие эти птицы, - отстранённо сказал Алекс, рассеянно глядя сквозь Котю, словно сказанное касалось кого угодно, только не его, - тупые и серые какие-то совершенно.


***

Ночью Вере пришлось простоять у номера Алекса четверть часа, попеременно то, стуча кулаком в дверь с риском перебудить всех постояльцев на этаже, то, вслушиваясь в тишину за ней, бессмысленно разглядывая собственные туфли, прежде чем Алекс соизволил открыть.
- Ну?
Он был раздражён, взъерошен и смотрел на Котю почти зло.
Вера оттеснила его плечом, бесцеремонно протискиваясь в комнату.
- И что тут происходит? – поинтересовалась она, окидывая взглядом разбросанные по полу и кровати вещи Ала.
- Ничего, - хмуро буркнул он . - Собираю вещи.
Вера присела на край кровати.
- Завтра поезд.
- Пошло оно… завтра, - Алекс подобрал с пола майку, скомкал и запихал в чемодан. - Надоело. Куплю билет, уеду сегодня, а ты как хочешь.
Котя вздохнула, хлопнула в ладоши, поднялась, потягиваясь мягко и гибко.
- Ясно. Пиво будешь?
- Нет у меня никакого пива, - огрызнулся Ал, раздражённо заталкивая в чемодан джинсы. - Мне ещё собираться. Такси. Вокзал. Билет. Иди ты.
- У меня есть.
Алекс недоуменно поднял брови.
- Что у тебя есть?
- Пиво, - Котя улыбнулась. - Пошли ко мне.
- Иди ты.
-Ты как попугай Джона Сильвера, Алекс, - раздражённо сказала Вера, - словарный запас в три слова. Кончай придуриваться. Пойдём.
Он посопел, комкая в руках рубашку.
- Какое?
- Все сокровища Чехии, - гордо ответила Вера. - Крушовице. Радегаст. Будвар. Ещё что-то… Ну?..
Алекс демонстративно скривился.
- Ты пивная алкоголичка, Котя.
- Ты мрачный хмырь, псина, - парировала Вера с такой очаровательной улыбкой,что Ал невольно усмехнулся в ответ.
- Я не такой…
-Такой, такой, - она потянула его за рукав из номера.


***

-Ты там золото Третьего Рейха ищещь, Ал? - Вера посмотрела на Сена сквозь полупустой бокал.
Алекс отмахнулся, продолжая изучать этикетки на бутылках в баре.
Котя дёрнула плечом, допила пиво и поболтала бутылкой.
- Хе, кончилось Эй, Собакин, ты будешь свою допивать или мне мож…
- Стой, - Алекс захлопнул бар и сел рядом с Верой на пол. Поставил рядом найденную в баре бутылку текилы. – Подожди. Мой ход. Дай стакан.
Чуть расслабленная от выпитого она мягко ткнула его кулаком в плечо.
- Да ну тебя.
- Котя, - Алекс требовательно протянул руку.
Вера моргнула. Помедлив, молча вложила в его ладонь свой пустой бокал.
- Так, - Алекс вылил в бокал остатки пива. Вскрыл текилу, до краёв наполнил неизвестно откуда взявшуюся стопочку, осторожно опустил её в пиво и протянул этот чудовищный коктейль Вере. – Пей. Залпом.
Котя озадаченно посмотрела в бокал.
- Это что?
- Бомба. Пей.
- Какая бомба? – подняла на Алекса обалделый взгляд.
- Глубинная, - терпеливо объяснил Ал. – Почти. Куантро я не нашёл и там ещё вроде как что-то должно быть, но для провинции сойдёт и так. Ну!..
- Ты хочешь меня споить?
- Обязательно.
-А зачем?
-Чтобы потом в постель уложить. Не задавай глупых вопросов.
- Ну, конечно, после Марго, ты у нас опытный… – Вера болезненно усмехнулась, осторожно сделала маленький глоток и после секундного раздумья опрокинула адский коктейль залпом до дна.
Алекс слегка поморщился, когда стопка с текилой глухо стукнулась о зубы Веры, как будто это были его собственные зубы.
– Изверг. Всё? Доволен? Или ещё что-то?
Он неопределённо хмыкнул и поднялся.
- Пойду, покурю.
- Вали, - безразлично отозвалась она, нащупала пульт телевизора и ткнула кнопку включения.

Алекс намотал три круга прогулочным шагом вокруг отеля, выкурил одну за другой полпачки сигарет и вернулся в номер, чувствуя себя так, словно галопом обежал всю Прагу, ни разу не остановившись отдышаться. Пульс оглушительно грохотал в ушах, перед глазами плыли тёмные пятна.
Котю вырубило прямо там же, на полу, среди пустых пивных бутылок. Алекс немного постоял над ней, глядя на цветные отблики телеэкрана на расслабленном лице спящей, наклонился, вынул из-под ее щеки пульт и выключил телевизор.
- Ну-ка, - он осторожно потряс ее за плечо. – Эй?..
Котя не реагировала.
Алекс с тяжёлым вздохом просунул руку ей под плечи, вторую – под колени, рывком поднял и сгрузил безвольное тело на кровать. Сел рядом.
Вера вздохнула во сне, перевернулась на живот. Не открывая глаз, нащупала и подгрёбла под себя подушку и снова размеренно засопела.
Алекс какое-то время сидел неподвижно и смотрел на ее встрёпанный затылок, на задравшуюся майку и матово блестевшую от света уличных фонарей спину с ямочками по обеим бокам в самом низу.
Потом вздрогнул, провёл ладонью по лицу.
- Скотина, - сказал он сердито вполголоса, имея в виду себя.
Ему вдруг стало очень неловко, словно его застукали за чем-то в высшей степени неприличным. Злясь на себя, Ал решительно поднялся, подобрал с пола пустые бокалы - и застыл, чувствуя, как кровь приливает к лицу и щёки начинают немилосердно гореть.
- Ах, ты ж, - растерянно выдохнул он, покосился на мирно посапывающую Веру и бегом бросился в ванную.
Отражённый и умноженный светлой плиткой, зеркалами и хромом кранов свет резанул по глазам. Алекс подслеповато сощурился, неловкой рукой поставил бокалы на мойку - и тут же вздрогнул от звука бьющегося стекла.
- Твою мать, твою мать, тво… - лихорадочно бормотал он, ногой сгребая осколки в кучку. - Да что за ...
Краем глаза словив в зеркале над умывальником собственное отражение, – красные пятна на скулах и совершенно безумный взгляд, – он остановился. Выдохнул медленно, не отрывая глаз от зеркала. Налил в уцелевший бокал холодной воды из-под крана, сделал большой глоток, скривившись от пивного привкуса, и тупо уставился на бокал, не понимая, отчего вода в нём подрагивает.
- О, - простонал Алекс, наконец сообразив, что это дрожит его собственная рука.
Очень осторожно он поставил бокал на пол рядом с ванной, запер дверь и привалился к ней спиной, плотно зажмурившись.
Совершенно неожиданно для себя он вспомнил то как Вера вздрагивала от его шлепков, блеск в ее глазах, когда она обернулась, белизну и гладкость кожи...
С мучительным стоном стыда Алекс сполз бессильно по двери на пол, пытаясь отдышаться.

***

- Месть моя будет страшна, - бледная в прозелень Вера мрачно разглядывала лежавший перед ней бутерброд с ветчиной.
- Не понял, - Алекс, пыхтя, заталкивал чемодан на багажную полку.
- Эта бомба твоя, - Котя отщипнула кусочек салатного листа и отправила в рот, содрогнувшись от отвращения. – Глубинная…
Ал хмыкнул, сел рядом с ней, отряхнул ладони.
- Что, плохо тебе?
Вера вяло отковыривала с булочки зёрнышки кунжута.
- Ну что ты. Столько новых ощущений. Теперь я точно знаю, как чувствует себя человек, который битой по башке получил и потом всю ночь жевал грязный носок.
- Поэтесса, - восхитился Алекс. – Какая яркость образов.
- Подожди у меня, - мстительно сказала Котя.
- Я весь горю томленьем ожиданья, - усмехнулся Алекс.
Котя плюнула в него кунжутным зёрнышком.
Вагон дёрнулся.
- Пое-е-ехали, - оживилась Вера и прилипла к окну, провожая взглядом медленно уплывающий Пражский вокзал.
- Угу, - Алекс заткнул уши наушниками плеера, скрестил руки на груди и закрыл глаза.


- Ал, - позвала его Вера почему-то шёпотом.
Алекс открыл глаза, чтобы поинтересоваться, в чём дело, и с удивлением обнаружил, что в купе темно, он лежит на спине, плеер и очки подевались куда-то и Котя нависает над ним, дыша в лицо запахом мятной жвачки.
- Алеееекс- громко шептала она, тормоша его за плечо. - Эй...
Ал наконец понял, что, наверное, уснул, сам того не заметив.
- Заснул, - сказал он хрипло, - очки?..
- Здесь, здесь всё, на столике, - Котя теребила рубашку на его плече, - слушай… про месть за бомбу…
- Э?.. – Алекс попытался приподняться на локтях, но Вера толкнула его назад.
- Да не дёргайся, ты чего. Мой ход… Я…
Она запнулась. Вздохнула, обдав лицо Алекса запахом синтетической мяты.
У Ала моментально пересохло в горле. Он вспомнил вдруг почему-то себя в отеле, - пунцовый, задыхающийся, – и едва не застонал от болезненной неловкости.
Котя повёла руками вниз по его спине – неуверенно, рывками: замирала на несколько секунд и перемещала ладони чуть ниже, и снова останавливалась, дыша глубоко и нарочито ровно. Словно выполняла тяжёлую работу и хотела сберечь дыхание и силы. Он словил себя на том, что слегка прогибает спину, давая рукам возможность двигаться легко, без помехи в виде веса его тела.
Когда ладони Веры остановились на его пояснице, и она медленно, словно раздумывая, потянула его рубашку вверх, Алексу вдруг показалось, что – еще чуть-чуть, и он просто умрет.
- Ну, давай, - лицо Коти было так близко, что Ал ощущал каждое слово, выдыхаемое ею. Азбука Морзе тёплых выдохов и пауз. – Я…. – точка, – хочу… – точка.…
И бесконечное тире паузы.
Алекс облился потом.
- Вера…
- Ну, - Котя запустила руки ему под рубашку, впилась в бока неожиданно холодными пальцами, заставив его дёрнуться, - ну давай, чего? Мой ход, ну?..
И почти зло, рвущимся в выкрик шёпотом, выдохнула в самый рот Ала:
- Ну что тупишь!..
Озарение накрыло Алекса вышибающим дух шквалом.
Он потянул на себя Веру, сжав ее так, что она ойкнула, – и поцеловал.
На самом деле, он терпеть не мог целоваться так - глубоко, влажно, жестко, мешая свою слюну с чужой, язык бесцеремонно проталкивая далеко в рот…
...в горячий и податливый рот Веры.
В жгуче-прохладный и сладкий после жвачки рот Веры.
Алекс сдавленно взвыл, вскочил, головой приложившись о верхнюю полку, и, с грохотом зацепив по дороге дверь плечом, рванул вон из купе.
Котя поправила одежду, взяла со столика бутылку газировки и неспешно вышла в тамбур.
Она тщательно выполоскала рот, давясь звуками, похожими на сухой кашель пополам с надрывным смехом, и долго стояла, потом, уткнувшись лбом в стекло.
Безразлично уставившись в окно, за которым, казалось, никогда не было ничего, кроме бегущей наперегонки с поездом темноты, она старательно делала вид, будто и не подозревает о том, что щёки у нее совершенно мокрые, а на губах солоно.

***

- Я так понимаю, мне теперь осталось только одно, - Алекс не поднял головы, когда Вера села напротив него, так и сидел, бездумным взглядом уставившись в пол, - ну и…
Котя молчала, нервно сжимая руки.
- Ну ладно, - Алекс невесело хмыкнул. - Ладно...
Вера продолжала молчать.
Она смотрела на пальцы Алекса, судорожно сцепленные в замок между колен, на взлохмаченную макушку и опущенные плечи - и, словно ее сильно толкнули в спину, резко качнулась.
Она слишком поздно выбросил вперёд руки, пытаясь остановить падение. Колени ее глухо стукнулись о пол у ног его, пальцы цеплялись за алексовские джинсы.
Алекс отпрянул, вскинув на нее распахнувшиеся во всплеске испуганного изумления глаза.
- Ты...
- Ал… - Она посмотрела снизу вверх в расширенные зрачки Алекса. - Ал... а... ль...
Ей внезапно стало трудно дышать и рёбра заболели, словно сердце выросло до размеров целого мира и встало поперёк горла.
- Алекс, - она медленно и настойчиво, сама не вполне осознавая, что делает, разгибала сведённые пальцы Алекса, пропускала свои между ними.
- Ты упала, - тихо констатировал он.
- Я падаю, - хриплым шёпотом возразила Вера, отчаянно сжимая его руку .
Ей совершенно не за что больше было держаться.





***


Нам нужно молчать, стиснув зубы до боли в висках.
...Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках.



Они еще спят, но они еще помнят слова.
Их ловит безумный ночной телеграф.
Любовь - это то, в чем я прав и неправ,
И только любовь дает мне на это права.

Любовь - как куранты отставших часов,
И стойкая боязнь чужих адресов.
Любовь - это солнце, которое видит закат.
Любовь - это я, это твой неизвестный солдат.

Любовь - это снег и глухая стена.
Любовь - это несколько капель вина.

Любовь - это поезд сюда и назад.
Нет времени, чтобы себя обмануть.
И нет ничего, чтобы просто уснуть.
И нет никого, кто способен нажать на курок.
Моя голова - перекресток железных дорог.