bdsmion

Здравствуй, мелькнули черные перья,
Где-то у входа в зал.
Вижу — испуган, вижу — растерян,
Знать, меня не ждал.

Вот и учись без истерик, и позы
Вызов бросать судьбе.
Я называю — кровь или слезы,
Но выбирать тебе.
(Канцлер Ги — Слезы и кровь.)
Путь Лорда. Испытание.

Поезд прибыл на вокзал и в мою дверь постучали. Я открыл ее и увидел дражайшего заместителя директора. Как он узнал, где именно я нахожусь — так и осталось загадкой, но, думаю, донёс кто-то из “гордых” гриффиндорцев. Он зыркнул на меня и переместил нас обоих прямо из купе в чахлый парк неподалеку от приюта. Старое, ветхое и потрепанное приютское здание показалось неприступной мрачной цитаделью, оно было тюрьмой, в которой мне придётся провести всё лето. Уверенность в своих силах стремительно покидала меня. А когда на крыльце показалась радостно улыбающаяся директриса — все веселье и бравада окончательно испарилась, я снова ощутил себя слабым и беспомощным, мне захотелось вырваться и убежать подальше. Пусть меня посчитают трусом — за то я выживу! Проблема заключалась в том, что я сам загнал себя в эту ловушку, и теперь у меня не было другого выбора, кроме как пережить это лето.
Дамблдор обменялся парой фраз с директрисой, она пообещала, что позаботиться обо мне, и волшебник удалился. Улыбаясь, словно оголодавший крокодил, она втолкнула меня в дверь прямо в руки двум мордоворотам, которые подхватили меня под руки и, протащив по коридорам, словно мешок, запихали меня в до боли знакомую комнату и, содрав с меня одежду, с гоготом покинули помещение.
Оставшись один, я постарался успокоиться, но получалось из рук вон плохо. Только сейчас я понял, о чём мне всё время говорили наставники. Оказавшись в приюте, я сразу стал мыслить, как жертва; куда только делся сильный молодой человек? В комнате был насмерть перепуганный ребёнок, который по привычке постарался забиться в угол. Мне стало страшно, я боялся не предстоящего, а того, что не смогу воспользоваться полученными за учебный год знаниями. Собрав остатки сил, я поднял все щиты окклюменции и отстранился от происходящего. В таком состоянии я был почти растением. Я знал, что чтобы самостоятельно есть или делать что-то — мне придется выходить из этого состояния, за то в остальное время — я буду способен вполне здраво мыслить и могу совершенно отстраненно наблюдать за происходящим. Выходы обещали быть неприятным явлением, но других вариантов я не видел. Мое забившееся в угол тело расслабилось, стороннему наблюдателю могло показаться, что парень просто уснул в неположенном месте, хотя если бы кто-нибудь дал себе труд внимательно приглядеться — он бы увидел, что глаза у него открыты.
В общем, когда открылась дверь и в комнату вальяжно зашла директриса — её встретило тело без признаков интеллектуальной деятельности. Сначала она долго распиналась по поводу того, что из-за моего проклятого интерната она потеряла целое состояние и мне придётся сильно потрудиться, чтобы отработать понесенные ею убытки. Потом, она долго и цветисто сетовала на предмет того, что я вырос за прошедший год и из-за этого ей придется снизить цену, а мне из-за этого, такому-сякому, придется трудиться не просто сильно, а не покладая рук, бишь, не сдвигая ног.
Удивительно, но в какой-то момент своей бестолковой болтовни, она наконец-то заметила, что я никак не реагирую и решила привлечь внимание. Со стеком эта стерва не расставалась, по-моему, с того момента, как превратила приют в бордель, и опыт мне подсказывал весьма недвусмысленно — применять она его не то что не стесняется — наоборот: делает это часто и с удовольствием. Конечно, мое внимание она взялась привлекать известным способом, но после очередного удара до нее дошло — что-то тут не чисто: ее “воспитанник” не начал кричать и плакать, от боли. В общем-то, с таким же успехом она могла бы “обрабатывать”, скажем, диванный валик. Нанеся, для верности еще несколько ударов, она уверилась в тщетности своих попыток и, плюнув в сердцах на пол, пообещала, что вытянет меня из этого состояния и вышла, захлопнув за собой дверь.
Конечно, первым после учебного года был тот самый урод, с которым я был знаком с семи лет. Он, видимо соскучившись, по своим извращенным играм, изгалялся часа два, пока не оставив на моем теле живого места, не выбежал из комнаты и не стал разоряться на весь приют о том, что шлюха, которая висит, словно дохлая рыба и даже не стонет, его, дескать, не возбуждает и, что некачественный товар он покупать не собирается и требует вернуть его деньги обратно. Я слышал скандал, который он закатил через оставшиеся открытыми двери и тихо радовался, что первый раунд, кажется, остался за мной.
Зашедшие в комнату мордовороты, смотрели на меня с любопытством и жалостью: им не раз приходилось отвозить детей, как в психушку, так и на кладбище и, похоже, они думали, что я вскорости отправлюсь в одном из этих двух направлений. Они отвязали меня и, что удивительно, положили на кровать (раньше я не замечал подобной заботы в их исполнении). На этот день меня оставили в покое, а утром один из суровых мужиков привычно покормил моё тело.
В прошлом году, я постоянно впадал в прострацию, и им приходилось это делать, но на этот раз всё было намного хуже: я сам не ел вообще, с точки зрения стороннего наблюдателя я был просто куском мяса, по нелепой случайности еще дышащего и способного открывать и закрывать глаза.
В прошлом году я с брезгливой педантичностью отчищал комнату и себя от крови и других жидкостей, выделяемых телом, но на сей раз мне было всё равно; кожу стянула корка крови, а с наступлением дня и пришедшей с ним жарой, оно начало нестерпимо вонять; в комнату на запах просочились мухи. Всё, в том числе и меня, пришлось мыть охранникам, они матерились и выполняли свои обязанности из рук вон плохо, но вонь и насекомые достали и их.
К середине дня привели врача, он осмотрел меня, покачал головой, и, не долго раздумывая, вколол какие-то лекарства. В голове от них появился легкий туман, но я изо всех сил старался держать щиты. В этом сейчас был смысл моего существования, я прекрасно понимал: если им удастся вывести меня насильно из этого состояния — мне конец.
Я удержался, но это был почти провал.
Дальше потекла череда дней, в течение которых меня раз за разом пытались привести в себя разнообразными способами, от обливаний ледяной водой, до затуманивающих мозг уколов. Директриса не на шутку всполошилась, она подумала, что те, кто приходит за мной могут начать расследование, а для неё это было концом. В один из дней, когда она зашла сама в комнату, и начала яростно выговаривать мне, что я неблагодарная скотина, из-за которой её жизнь будет закончена, я вышел из стазиса и спросил тихим голосом:
— Так, может быть, тогда договоримся?
До магглы сначала даже не дошло, что я наконец-то заговорил, а когда она таки осознала это — она настолько испугалась, что аж подпрыгнула.
Я седел в расслабленной позе и без малейших признаков смущения или болезни, и спокойно ждал, пока она успокоится. На ее истошный визг в комнату ввалились громилы и, судя по их виду, они всерьез собирались защищать свою работодательницу. Надо было видеть их перекосившиеся от удивления рожи, когда они сообразили, что в комнате кроме меня, лениво взирающего на них и насмерть перепуганной начальницы — никого нет. Знали бы они, каких трудов стоило мне сохранять этот вид... Я целых две недели копил силы и ждал подходящего момента, чтобы сделать свой ход. И теперь был решающий момент: я знал, что или стану хозяином ситуации, или меня уничтожат.
Отдышавшись, тетка посмотрела по сторонам, увидела толпу, скопившуюся у неё за спиной, и заорала не своим голосом:
— Вон!!!
Я понял, что выиграл главное сражение в этой войне. Полностью ее я еще не победил, но это было уже что-то.
— Чего ты хочешь, исчадие Ада? — зашипела, не хуже змеи, директриса.
— Мои желания полностью совпадают с вашими интересами, — сказал я и замолчал, ожидая её реакции. Мне было необходимо, чтобы она говорила, тогда я смогу сделать с ней всё, что мне надо.
— И как это возможно? Ты, маленькая дрянь, приносишь мне одни убытки, и говоришь, что наши желания совпадают?! — последние слова она уже проорала.
Это было неприятно, но полностью мне подходило.
— Да. Вы хотите денег, я тоже хочу денег, и я могу их заработать, притом гораздо больше, чем вы получали раньше, — после этих слов, я опять замолчал. Я играл с ней, как кошка с мышью, вот только я ещё не был котом, а только котёнком, а она походила больше на крысу, и я не знал, хватит ли у меня сил закончить игру.
— Каким образом ты собираешься их заработать, и с какой стати мне с тобой делиться? — она была у меня на крючке, теперь только бы не сорвалась.
— Вы используете меня не рационально. Устройте аукцион, пригласите богатых клиентов — тех, которые обычно избегают ваше заведение. Я уже не такой маленький, как прошлым летом и теперь представляю гораздо больший интерес для клиента, ищущего опытного наложника, готового доставить ему удовольствие, чем для тех извращенцев, что ходят к вам обычно. Соберите их и я обещаю — за одну ночь со мной они будут выкладывать очень большие деньги, — сказал я, поднимаясь с кровати и подходя к женщине, смотревшей на меня как на чудо-чудное; в моих движениях была жажда соблазнения и удовольствия, а голос завораживал и возбуждал.
Я понял, что выиграл и этот бой, когда её глаза остекленели, рот слегка приоткрылся, а на щеках появился румянец. Когда она прочувствовала всё моё очарование, я резко поменял манеру движения и мои лицо и голос стали холодными и отстранёнными.
— Но вам придётся делиться со мною частью доходов, я не собираюсь вечно подставлять зад любителям адюльтера. Моё образование позволит получить приличную работу, но деньги мне пригодятся, — увидев, как мечтательно-возбуждённое состояние миссис Коул сменяется на агрессивно-отрицающее, я добавил: — Вам выбирать: или терять деньги, содержа слюнявого идиота, или зарабатывать их на великолепном наложнике... Что вы предпочтете?
Я повернулся к ней спиной и, пройдя соблазняющей походкой до кровати, грациозно сел.
Она зашипела как кошка, и вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.
На следующий день она зашла ко мне с независимым видом и сообщила, что аукцион состоится через три дня. А до тех пор мне нужно обслуживать обычных клиентов. Я окинул ее презрительным взглядом и категорически отказался. Когда она немного поостыла, переварив мой отказ, я выкатил ей список того, что мне потребуется для проведения аукциона.
Выражение её лица стоило всех моих стараний: она выглядела так, будто лягушку съела и вновь она вылетела из моей комнаты, сделав это с такой скоростью, что ко мне закрались подозрения: не замешана ли тут магия.
Я начал наслаждаться происходящим. Чувство власти пьянило, но я понял, что буду контролировать ее только до тех пор, пока ей это выгодно, поэтому я тщательно готовился к аукциону. Я собирался произвести фурор, и поймать жирную рыбу. Пока я был в стазисе, я обдумал всё, что мне говорила наставница, и понял ее правоту. Испытание боем — это именно то, что мне было нужно, я сам удивлялся: насколько легко мне удалось подчинить себе человека, которого я всю жизнь боялся до икоты, и понимал, что теперь самое главное — закрепить успех и развивать его дальше.
Прошло три дня. За это время я успел очень неплохо подготовиться, последними штрихами стала одежда и музыкальная шкатулка; использовать ее в маггловском мире было рискованно, но я придумал, как замаскировать ее: магглы пользовались похожей техникой, и называли ее “граммофон”, и шкатулка, поставленная в корпус маггловского граммофона, не должна была вызвать вопросов или подозрений.
Для своего выступления я решил использовать танец дождя. Мне была нужна необычная, мистическая, возбуждающая музыка, и эта мелодия подходила для моего замысла просто идеально. Я собирался надеть на себя струящийся шелк, который не то что совершенно не скрывал бы тело, наоборот — подчеркивал его, придавая текучую плавность и таинственность, глаза и губы требовалось немного подвести, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы макияж подчеркивал мои черты, но не бросался в глаза. Этот образ я создал под чутким руководством Ари и Фреда, в нем не было ни сопротивления,, ни покорности, зато ощущалась внутренняя сила и чувство собственного достоинства, что избавляло меня от желающих причинять боль, в то же время, он был квинтэссенцией секса и страсти.
Я сам обставил зал для аукциона, сообразуясь с тем, какого эффекта хочу достичь. Сначала директриса ворчала и пыталась возражать: она не понимала, что я делаю и зачем все это, но я не обращал на нее внимание и через пару дней маггла, потерявшись в целом водовороте изменений, плюнула и молча исполняла мои требования. Окончательно она успокоилась только тогда, когда до нее, наконец, дошло что я делаю: столовая, в которой собирались проводить аукцион, превратилась в роскошные восточные покои. Посередине помещения появился ковёр, его окружили стулья, оставляя лишь узкий проход между собой, на окнах появились темные бархатные портьеры в восточном стиле, последним штрихом стали корзины с фруктами и вином, стоящие на маленьких столиках.
Директриса шипела и грозилась мне всеми возможными карами, которые меня настигнут, если я не покрою её ужасные потери. В военное время достать все эти предметы роскоши было не трудно: люди продавали последнее, желая покинуть город и скрыться от бомбёжек, вот фрукты были действительно дорогой покупкой. Мне несказанно везло: за то время, что я провёл в приюте, наш район ни разу не бомбили, хотя город подвергался бомбёжке ежедневно, и каждый день мы слышали звук сирены и грохот падающих снарядов.
Наступил день “Х”. Я волновался, и не я один, вокруг меня бегала взволнованная и перепуганная директриса. До этого дня я никогда не замечал, что она просто мелкий, жадный человечек и не более того, мне она казалась эпическим, нереальным монстром, которого и убить-то невозможно. Сейчас она вызывала у меня только презрение. С каждым днём я всё больше чувствовал свою силу и власть над этими людишками, мир чудесным образом изменился и я решил, что если у меня всё получится — я на все заработанные деньги обязательно куплю Марии подарок.
В помещении собралось около двух десятков людей, они тихо переговаривались, на лицах у многих было брезгливое выражение, некоторые носили маски, чтобы скрыть свою личность, их одежда отличалась хорошим покроем и качеством.
Директриса вышла и произнесла написанные мною слова:
— Добрый вечер, уважаемые господа, я счастлива, видеть вас в нашей скромной обители и предлагаю небольшое развлечение...
Она подала знак, чтобы притушили свет, в результате чего ярко освещённым оказался только центр комнаты. А одетые слугами старшие дети, стали разносить фрукты и предлагать бокалы с вином. Из коробки граммофона полилась музыка, постепенно набирая силу, она завораживала слушателей своими чувственными переливами, подготавливая их к предстоящему зрелищу.
Последний слуга ушел, и я плавно вышел в центр зала, босой, с распущенными волосами, с гордо поднятой головой и царственной походкой, при этом без унции вызова в движениях. Зрители затихли, я подождал нужного момента в музыке и начал танец.
Я танцевал для всех них вместе и для каждого в отдельности, потоком изливая свои чувственность и желание. Своим танцем я старался передать ту естественность и магию, что ощущал в сексе, мне хотелось показать его таким, как я познал — без греха и грязи. Это был танец страсти и раскованности. Мелодия изменилась, и я запел древний гимн плодородия на гельском языке (он как нельзя лучше подходил для моей затеи) в голос я вложил всё своё умение и силу, я пел, как сирена, очаровывающая моряков, впрочем, цель у меня была практически та же.
Музыка затихла. В комнате воцарилась гробовая тишина. Зрители выглядели так, словно пребывали в потустороннем мире, созданном моим выступлением. Я глубоко поклонился и грациозно удалился. На выходе стояла остолбеневшая и потерянная директриса, и мне пришлось её изрядно пнуть, чтобы она пришла в себя и напомнить, что дело еще не закончено.
Потрясённая публика начала приходить в себя только тогда, когда в зале зажегся свет и к ним обратились с весьма иносказательной речью, смысл которой был в том, что они могут провести со мной ночь, и если хотят, то могут положить в конверт записку с суммой, которую они готовы пожертвовать на нужды приюта. Таким образом убивалось сразу несколько зайцев: во-первых, участники аукциона и победитель сохраняли полную анонимность, во-вторых, эти люди получали возможность убедить себя в том, что они не шлюху покупают, а действуют во благо, жертвуя энную сумму на нужды приюта, и в третьих — закрытый аукцион заставлял их писать максимально возможную сумму, которой они готовы были пожертвовать ради ночи с прекрасным танцором. Мне пришлось долго убеждать директрису сделать именно так, она совершенно не понимала, как устроены мозги у аристократов, привыкнув продавать детей, как мясо на рынке. Ее убогого воображения хватало лишь на то, чтобы показывать клиентам девочек и мальчиков и тупо в лоб называть цену, но этот способ, в данном случае, был совершенно неприемлем. Я поставил себе целью заманить сюда куда более утонченную публику, чем та, что тут обычно околачивалась.
Когда ошарашенные гости разошлись, а наша радушная хозяйка открыла конверты — её пришлось долго отпаивать вином: она даже и предположить не могла, что за ночь со шлюхой можно столько заплатить. На мою небрежную реплику: “Это ещё мелочь, дальше будет больше”, — она впала в прострацию, глядя на меня затуманенными от жадности глазами. Всю ночь она чахла над конвертами; победитель нашелся сразу, но ей было ужасно жалко денег, обещанных в других письмах. Ни свет, ни заря, она завалилась ко мне в комнату и потребовала, чтобы я обслужил их всех. Я послал её в грубой форме, объяснив жадной дуре, что если так сделать — она потеряет во много раз больше, а если хочет больше прибыли — пусть учит своих шлюх новым приёмам, а то те только ноги раздвигают. После столь проникновенной речи, она сначала опешила, а потом заявила, что вот я учить и буду, развернулась и опять вылетела из моей комнаты.
Я начал подумывать о засове.

Клиент должен был прийти в семь вечера, я тщательно подготавливал комнату, носясь по всему приюту в поисках нужных вещей. Красивенький торшер в индийском стиле я забрал из гостиной директрисы... Это доставило мне особое удовольствие. Где-то были сняты портьеры, где-то гобелен, а в одной из комнат для клиентов нашлось чудное покрывало из темно синего шелка. Комната стала похожа на восточный будуар. Глядя на мою беготню, директриса становилась всё задумчивей, в конце-концов, она не выдержала и философски осуждающе, поинтересовалась:
— Чему вас только в этом интернате учат? — услышав этот вопрос, в прострацию впал уже я.
Уж от кого я не ожидал подобного, так это от этой дамочки. Нет, ну, мне говорили, что такие люди, как она, имеют во всём двойные стандарты, но убедиться на личном опыте в истинности этого утверждения, оказалось крайне неприятно. После всего того, что она делала с детьми, с теми самыми детьми, о которых она вообще-то должна была заботиться, осуждать мои познания в науке соблазнения, да ещё те, которые обогатят её саму — было, по крайней мере, глупо. О моральной стороне вопроса я в тот момент вообще не задумывался. Наверное, именно тогда я решил, что уничтожу этот притон, как только у меня появиться такая возможность.
Плюнув мысленно на дуру, я продолжил приготовления. В дело пошли эфирные масла, свечи и цветы. Мордовороты убегались, доставая всё, что мне нужно, но к трём часам дня — результат меня удовлетворил. Комната и я составляли органичную картину, пропитанную ароматом востока, и мистическим шармом. Я собирался показать всё, чему меня научили: во-первых, мне нужна была практика, прошедшие дни мне это наглядно показали — без подготовки, в экстремальных условиях мне было тяжело себя контролировать, во-вторых, я хотел обзавестись связями среди власть имущих магглов, и я решил, что моему приюту придется мне в этом помочь. Я не ставил себе супер-цели, но наставница была вполне конкретна в постановке задачи: я должен подчинить себе эту клоаку. Так что, буду делать их всех зависимыми от меня.
Тщательно вымывшись и одевшись, я ожидал клиента.
Я примерно представлял кто это будет и не ошибся: в комнату вошел мужчина лет сорока, полноватый, с медными, коротко стриженными волосам и роскошными баками. Мне ещё в зале показалось, что он бывал на востоке, и я вызвал у него ностальгию. Об этом говорила хотя бы алжирская трубка, которую он тогда курил. В зале на нем была маска, сейчас он тоже подстраховался, видимо, не желая быть узнанным — полумаска скрывала лицо. Рассматривая своего первого клиента я размышлял о том, сколько же сил потратили на меня Ари и Фред, вдалбливая в мою пустую голову направления в моде и культуре, я думал, что не пережил бы этот год, если бы не моя улучшившаяся память. Сегодня я был им благодарен за это.
Мужчина осторожно вошел в помещение, было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке, и я решил ему помочь: медленно выйдя из тени, я, на восточный манер, поклонился в пояс и поставленным голосом, спросил:
— Господин. Позвольте мне помочь вам?
Получив короткий неуверенный кивок, я принял его трость и шляпу, поставил трость в угол, повесил головной убор на крючок и плавным жестом пригласил его вглубь комнаты. Он прошел и устроился на пуфике рядом с низким столиком, на котором стояли закуски и вино. Налив вина и положив немного сладостей на тарелку, я встал перед ним на колени и почтительно предложил ему лакомства. В моей позе была и покорность, и осознание собственной силы. Ею я говорил, что я свободен и по своей воле предлагаю себя ему. Мужчина смотрел на меня словно зачарованный...
Эта ночь была полна чувственности и соблазна. Мой любовник оказался неплох в постели, но сказывался недостаток практики: надолго его не хватило, и до рассвета я развлекал его, танцуя и исполняя древние гимны, поддерживая светскую беседу, выслушивая его рассказы и что-то рассказывая сам. Мы оба не заметили, как настало утро.
Когда он ушел, я с удивлением понял, что не испытываю к этому мужчине ни презрения, ни агрессии, он не сделал мне ничего плохого. Я видел, как он одинок, и искусно играл на его чувствах, в итоге он стал не только моим первым клиентом на поприще наложника, но и первым человеком, который стал полностью зависеть от меня. Всё лето он приходил ко мне, и часто предлагал забрать из приюта. Он был готов купить для меня дом и содержать меня, но это совершенно не входило в мои планы.
За этой ночью были и другие. Потихоньку складывался список постоянных клиентов, продолжающиеся аукционы пополняли его день за днём всё более и более состоятельными и влиятельными людьми. Каждая ночь была спектаклем для одного зрителя, и зрители всегда оставались довольны: ведь я угадывал их самые потаённые желания, и воплощал их. Вскорости, я перестал слушать, что говорят клиенты, я прислушивался к голосу их жажды, чего хочет их тело, а не разум. Их часто шокировало то, что я делал, некоторые из них уходили, ругаясь и громко хлопая дверью, но неизменно возвращались, готовые платить ещё больше. Это стало подтверждением слов наставников, о том, что людям свойственно отрицать свои желания, из-за глупых предрассудков.
Одним из моих постоянных клиентов стал молодой наследник древнего и богатого рода. Как я понял, он купил меня только для того, чтобы покрасоваться перед дружками, мне сразу бросились в глаза его молодость и капризность, при этом, он старался вести себя словно умудрённый годами и нечему не удивляющийся человек. Мне показалось, что ему никогда, никто, ни в чём не отказывал.
Когда он вошел ко мне в комнату, у него был такой надменный вид, будто он хотел мне сказать “Ну и чем ты собираешься меня удивить?”, но при этом на дне глаз плескалась неуверенность. Я понял, что он ещё ни разу не был с мужчиной, и просто хотел заполучить дорогую и престижную игрушку, просто потому, что может, а не потому, что она ему нужна. Ему был нужен вызов, а ещё лучше сильный доминант. Я был совсем не уверен, что смогу стать доминантом для парня, лет на пять меня старше, а вот предоставить ему тот самый вызов — вполне мог.
Когда молодой сноб со скучающим видом осмотрел комнату и, бросив шляпу на стол, приказал мне раздеваться.
Я начал игру.
Без сопротивления я выполнил его приказ, мои движения были такими же скучными, как и его вид. Парень немного взял себя в руки и решил идти до конца, приказав мне раздеть его. Он явно не был новичком в борделе, но с настоящими мастерами своего дела — ещё не сталкивался. Я раздел его, но в процессе мне стало ясно, что его это совершенно не заводит, и тогда я решил поэкспериментировать.
Мы стояли возле кровати и я, толкнув клиента в грудь, перехватил инициативу. В первые минуты он сопротивлялся, не понимая, что происходит, но я не дал ему ни одного шанса, начав его интенсивно ласкать. При очередной его попытке оттолкнуть меня, я рыкнул и со всей силы вдавил его в кровать, глядя прямо в глаза. Сейчас на него смотрел не покорный мальчик-раб, на несколько лет его младше, а хищник, более сильный и решительный, чем он.
Началась борьба за доминирование. Парень не хотел уступать, а я знал, что ему это очень надо, поэтому приложил все усилия. Через час мы оба были измотаны, у клиента красовался синяк под глазом и не мало синяков на теле, у меня была вывихнута челюсть и имелось несколько небольших ссадин. За всё это время мы не проронили не одного связного слова, комната была наполнена рычанием и бранью. Я оказался ловчее и тренированнее, и в результате этой возни, парень оказался привязанным лицом вниз на кровати, в позе морской звезды, а я с наслаждением рассматривал дело рук своих. Чтобы сделать это — мне пришлось вырубить его, крепко приложив головой и когда он пришел в себя, она у него болела, но дальнейшее показало, что это того стоило.
Еще во время борьбы у него появилась устойчивая эрекция, и не смотря на угрозы, которыми он пытался стращать меня, придя в себя, я видел — ему нравится, только он боится себе в этом признаться. Одним из элементов успеха наложника, является умение увидеть или угадать желание клиента и показать ему его. В данном случае — я справился блестяще.
Полюбовавшись на крепко привязанного парня, и отдышавшись после нашей борьбы, я подошел к скрытому шкафу, где держал игрушки для постоянных клиентов, и достал оттуда флоггер. Обойдя кровать так, чтобы он меня видел, я с хозяйским видом, поигрывая плетью, заговорил, играя голосом:
— Ты ведь понимаешь, что делают с непослушными мальчиками? Верно?
В ответ последовала новая матерная тирада с угрозами, и я перешел к делу. У меня была впереди вся ночь.
Через полчаса он умолял о пощаде, а его задница была красной, как помидор. Завтра он явно не сможет сидеть, но меня это не беспокоило. От порки у него началась форменная истерика со слезами и соплями, но он уже дважды кончил, и я раздумывал, как далеко мне стоит зайти. На это раз я решил поинтересоваться его мнением и, придвинувшись вплотную, я спросил, так как это делал Ари со мной, голосом полным холода и искушения одновременно, не давая нижнему ни на минуту усомниться кто тут хозяин.
— Мальчик хочет, чтобы я продолжил, или ему достаточно? — это была провокация, но моему клиенту был необходим повод, чтобы впоследствии иметь возможность оправдать своё поведение.
После нескольких всхлипов, я услышал неразборчивые слова и от души, с оттяжкой хлестнул по ярко-красной заднице. Плеть была очень легкой и не могла повредить кожу, но от того, что я с ней к тому моменту сотворил, кожа стала очень чувствительной, парень взвыл белугой.
— Громче! Я не слышу! Или ты так слаб и никчёмен, что не можешь дать четкий ответ? — жестко спросил я.
Он в очередной раз послал меня подальше, я фыркнул и, отложив флоггер, принялся ласкать его спину и ягодицы, промурлыкав на ухо:
— Приму это за утвердительный ответ.
В какой-то момент я, незаметно отстегнув ноги и ослабив цепь на руках, перевернул его на спину. Он зашипел от боли и неожиданности, и мне хватило этого времени, чтобы снова его зафиксировать. А потом я ласкал его, долго и осторожно, заставляя его изнывать от желания и умолять о каждой новой ласке. Взял я его уже под утро, это была чистой воды авантюра с моей стороны, было очень важно ни на секунду не потерять контроль над ним, но всё оправдалось.
Я видел то удовольствие, которое переполняло его, когда я входил в него раз за разом. Я был у него первым и, не навредив ему — не мог взять его больше одного раза. Поэтому, когда он вновь возбудился от моих ласк и боли, я оседлал его бедра, и развратно глядя ему в глаза, сам насадился на его член; он кончил ещё дважды.
После столь бурной ночи он отключился, а я осторожно, чтобы не потревожить, отвязал его, обтёр чистым, влажным полотенцем и, укрыв, оставил в покое.
Директриса прибежала в восемь утра, но я выставил её до того, как она успела разбудить моего необычного клиента. Он проснулся почти в полдень. Я сидел в кресле и пристально наблюдал за ним. Я специально одел костюм-тройку и белую накрахмаленную рубашку, чтобы в моём образе не было ничего от того человека, с кем он провел ночь. (Этот наряд был даром одного из моих клиентов. Он очень удивился, когда на вопрос о том, что бы я хотел в подарок, я ответил, что костюм от лучшего портного и дюжину рубашек, но выполнил мою просьбу.) Сейчас был очень важный момент: если я не смогу сыграть правильно, то меня ждет скандал, а парень больше не придёт, и навряд ли снова повторит подобную ночь с кем-либо ещё. Но если всё получиться... он будет моим.
Клиент встал, он не стонал, но было видно, что это стоило ему массы усилий: после моих упражнений у него просто обязаны были болеть спина и задница. Зыркнув на меня, как зверь и заметив, что не произвёл этим ни малейшего впечатления, он быстро оделся и, не обращая внимания на то, что одет неаккуратно, вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Через неделю он пришел снова, а потом еще раз... и еще...
Директриса была на седьмом небе от счастья. Сначала она пугалась моих игр и того, что клиенты уходят негодуя, но они всегда снова приносили ей деньги и она стала доверять мне: прибыли были по её меркам баснословные, да ещё и ей удалось уговорить меня начать обучать других детей, тому, что я знал. Я понимал, что эта затея, по большому счету — бессмысленна, но спорить не стал, решив попробовать. После первого же урока я осознал всю тщетность своих усилий. И проблема была не только в том, что я ограничен во времени. Они не хотели учиться, не понимая зачем это нужно. Я пытался вдалбливать в их пустые головы простейшие вещи, но мои слова отлетали, как от стенки горох. Впрочем, у этого был и свой плюс — наблюдая за товарищами по несчастью, я осознал насколько мне повезло и сделал вывод: я невозможно, просто-таки нереально везучий человек. Во-первых, меня начали ломать позже моих сверстников и этот факт позволил мне сохранить интерес к жизни, которого не было ни у одного из приютских детей, которых я пытался обучать. Во-вторых, я — волшебник, а в третьих, мне встретились наставники, сделавшие из меня того, кем я сейчас являюсь.
Дни складывались в недели, в конце июля, когда я уже сам в сопровождении охранников, посещал рынок для закупки вина и закусок, (директриса начала доверять мне это ответственное дело) произошел случай, повлиявший на всю мою жизнь.
Мы шли по Лондонскому рынку, когда начался налёт.
Вообще-то, в то лето немецкая авиация бомбила Лондон почти постоянно, но за стенами приюта я как-то не задумывался об этом; в тот день — все было по-другому.
Бомбы сыпались с неба, словно переспелые яблоки, одни люди кричали от ужаса, другие — в предсмертной агонии, а их вопли заглушались грохотом все новых взрывов. Древнее здание какого-то храма осело, словно карточный домик, прямо у меня на глазах. Толщина его стен поражала, но они не защитили тех, кто там был, а народу там было много — люди набились в храм в надежде, что бог защитит их, укроет от падающей с неба смерти. Они верили в это. Они молились об этом истово и страстно. Но бог молчал.
Их смерть была бессмысленной и жестокой, в церкви были женщины и дети, но это никого не остановило, кровь лилась рекой, стоны умирающих и плачь детей стояли в ушах, разметанные взрывами части тел были разбросаны среди камней, а бомбы все падали и падали на рынок, творя ужасающий ералаш из человеческих останков, овощей, деревянных щепок и каменного крошева. В тот день я по-настоящему испугался, настолько сильно, насколько не пугался больше, наверное, никогда. Я позорнейшим образом действительно боялся магглов — их машины и неуемная жажда убивать, вместе, создавали потрясающий своим безумием коктейль. Мне захотелось защититься от такой случайной и бессмысленной смерти. Я думал, что хотя бы до тех пор, пока я не достигну чего-то стоящего — мне просто необходимо жить.
Боевые чародеи, никогда не наносили такого массового урона, как одна бомба, брошенная магглом, управляющим самолетом, а ведь в этой жуткой машине, как я уже знал, не одна и не две такие бомбы, их там может быть несколько десятков!
Волшебники способны быть очень разрушительными, но чтобы достичь такого уровня могущества, им нужно долго учиться, изменять себя и свою магию, превращаясь в воина. Против боевого мага — воин-маггл ничто, но... в этот день я четко понял: магглы нашли способ стать смертоноснее нас.
Они больше не стремились стать воинами, им просто это больше было не нужно — вместо этого теперь у них были машины и бомбы, которые прекрасно справлялись с процессом уничтожения себе подобных.
Я не помню, как прибежал в приют, но очень хорошо помню, что с ног до головы был в крови. Это была кровь одного из охранников. Я долго отмывался, потом напился и уснул. Директрисе пришлось отменить клиента, но даже она не стала ничего говорить, только сообщила, что больше прогулов не потерпит.
А я с этого дня начал читать всё, что мог найти об маггловских войнах. Прочитав о первой мировой войне, и газеты со сводками с полей теперешних сражений, я испугался ещё больше. Магглы совершенствовали искусство убийства каждый день. Мне стало жизненно важно понять: что может противопоставить магический мир этой болезни.
Я заставил сводить меня в кинотеатр, в котором показывали хроники с полей, увиденное — потрясало своими масштабами и бессмысленностью, в моей душе зародилась мечта, я снова молился тем, кто всегда мне помогал, я страстно желал, чтобы эти звери перебили друг друга.


Дни снова потекли один за другим, а я приступил к новой части моего плана, то есть, поставил перед собой цель выманить у моих клиентов побольше денег. За лето я почти не общался с другими воспитанниками приюта вне стен комнаты, в которой я пытался их чему-то обучить. Директриса говорила, что моё время слишком дорого стоит, чтобы тратить его на таких ничтожеств, и я был с ней абсолютно согласен, но во время уроков, то один, то другой набирался храбрости и спрашивал — “почему я не клянчу деньги у клиентов?” Объяснять этим бестолочам, что этим я только их отпугну, было глупо, всё равно не поймут.
Клиент должен сам захотеть сделать подарок, он должен свято верить, что это его собственная воля. Я знал, что иначе я получу лишь жалкую подачку и потеряю всё. Моя задача была сродни работе заклинателя змей, я играл с огнём, осторожно внушая окружающим мою ценность и незаменимость. Я демонстративно отказывался от денег, но принимал мелкие, сентиментальные презенты, подводя этим клиентов к мысли о том, что они столкнулись с чудом, с бриллиантом в навозной куче. Когда они предлагали мне помощь — я отказывался, искренне их благодаря, и всегда объяснял, почему не могу её принять. Мне было важно, чтобы они почувствовали себя благодетелями, чтобы здесь, в борделе, в них проснулось что-то светлое.
Я ни в коей мере не заботился об их душе, просто человек готов пожертвовать очень многим, чтобы ощутить себя героем и защитником угнетенных. Во мне они видели прекрасную птицу, пойманную в плен жестоким торговцем, который даже не смог поместить ее в подходящую клетку, и оценить сокровище, попавшее к нему волей случая. Я стал намекать им, что у меня есть возможность покинуть это место, и я был бы благодарен, если у меня останется на память какая-нибудь безделушка, напоминающая мне о них. Я буду жить не богато, но свободно и обязательно буду учиться. Так в моём распоряжении оказался первый в моей жизни бриллиант.
Я прекрасно понимал, что мой спектакль подействует не на всех, сама затея была чистой воды авантюрой. Мне, конечно, рассказывали наставники, как можно обогатиться таким способом, но теоретически. А когда на ладонь лег весело поблескивающий гранями камень, не меньше трех каратов величиной, я обомлел. В маггловском мире, даже во время войны, это было небольшим состоянием, а в магическом — стоило намного больше. Именно поэтому я намекал клиентам на камни, даже если бы они подарили мне плохонький янтарь или жемчуг, всё равно это было бы выгоднее, чем золото. Маги не имели собственных копей, добывающих драгоценные камни, поэтому покупали их у магглов, так что камней всегда было мало, и почти на всех уже был магический след от заклятий. Чистый, да ещё и хорошо огранённый бриллиант, мог обеспечить моё безбедное проживание в магическом мире, на протяжении года, а если экономить — лет на пять.
Когда клиент ушел, я спрятал своё сокровище и до невозможности довольный, пошел мыться. Сантехника в приюте желала лучшего, в подвале была устроена баня. Раз в неделю там топили печь и грели огромные чаны с водой, чтобы вся наша братия могла помыться, но для тех, кто принимает клиентов, были устроены суперсовременные ванные комнаты. Там же могли привести себя в порядок и наши “гости”. В этих помещениях были закрытые деревянными крышками унитазы, и роскошные чугунные ванны на гнутых ножках, у этого чуда маггловской мысли был даже душ, правда водопровода в здании не было, так что воду грели вручную и заливали в баки на этаж выше. Меня долго удивляли роскошные ванны и души в Хогвартсе: ну не вязался у меня в голове древний замок с этими вещами. Но мои наставники объяснили мне, что в отличие от магглов, волшебники и маги не утратили культуру гигиены в средние века, а развивали и совершенствовали ее. Да и древние друиды, от которых частично и произошло магическое сообщество Британии, отличались удивительной чистоплотностью. После роскоши замка, магглы казались ещё большими дикарями.
Так размеренно и без особых эксцессов протекали дни до конца лета, но в последнюю неделю августа, случилось сразу много событий одновременно.
Двадцать пятого числа прилетела сова с письмом от Дамблдора (похоже, он считал своим долгом участвовать в моей жизни), в нём говорилось, что меня заберут из приюта завтра для похода за покупками.
К этому времени я являлся счастливым обладателем одного бриллианта, двух изумрудов, сапфира чудной красоты и нескольких рубинов. Правда, рубинчики были мелкими и не очень чистыми, но это всё равно были ценные камни, которые было легко скрыть от загребущих лап директрисы. На этот раз я встретил заместителя директора радушной улыбкой, а вот хозяйка моего временного пристанища, осознав скорую потерю источника дохода, хмурилась и всё время ворчала, что не хочет расставаться с таким замечательным молодым человеком. Дамблдор сиял, как начищенный медяк: он явно был доволен гениальностью своего плана по прививанию мне любви к магглам, посему, когда я попросился у него зайти в книжный магазин на то время, как он сходит в Гринготс за деньгами, он согласился без раздумий. Разумеется, вместо книжного я рванул в ювелирный: мне были нужны деньги. Два рубина превратились в полторы тысячи галеонов. Я даже не представлял такой кучи денег, с ними я мог осуществить свой замысел и найти достойные предметы для дорогих мне людей.
Подарок для Марии нашелся по соседству, это был шикарный боевой корсет: черная драконья кожа, вышитые серебром защитные руны, сложный орнамент, вышитый обсидиановыми бусинами. Эта вещь была настолько хищной и изящной, что я сразу же, не торгуясь, купил её. Больше ничего не заметив, я уже отчаялся, но в этот момент увидел неприметную лавчонку, в которой валялись всякие безделушки. Там на витрине лежало два зеркальца в круглой серебряной оправе, на которой было множество рун. Одна из них показалась мне знакомой: я встречал ее изображение в одной из тех книг, что мне довелось читать. И судя по ней — это были сквозные зеркала. В книге писалось, что технология их изготовления утеряна, поэтому они стоят сумасшедших денег, но эти продавались за шесть галеонов — то ли они не работали, то ли продавец не понимал, чем владеет. Я решил рискнуть и приобрести эту пару. Я едва успел заплатить требуемую сумму и получил от счастливого пройдохи покупку, как показался Дамблдор. Его колоритная фигура была видна сквозь открытые двери.
В этот раз я не стал покупать барахло, я почувствовал некоторую финансовую независимость, и мне не хотелось больше позорить моих наставников. С грустью вспомнилось, что парней я больше не увижу: они закончили школу и их ждёт дальнейшая учёба, но уже у своих отцов и наставников, чтобы они могли продолжить развитие своих талантов. Но я рассчитывал, что Мария передаст им мой подарок. В таком упадническом настроении я и вернулся в приют. Складывая свои вещи, я заметил расчётливый взгляд директрисы, но решил, что сделать она всё равно ничего не сможет и отправился переодеваться: клиента на сегодня никто не отменял.
Утро принесло известие о скоропалительной кончине хозяйки нашего заведения: ночью с ней случился удар. В приюте появилось масса незнакомых людей, в том числе и представители епископа. Охранники успели сбежать, как только поняли, чем им грозит сложившаяся ситуация, а сестёр арестовали представители церкви. Суровые мужики в рясах, производили впечатление закаленных воинов, а не монахов. Воспитанников вызывали по одному к милой полной даме, и она тщательно расспрашивала нас о той жизни, что мы вели в приюте.
Если старшие понимали, что нужно или молчать, или врать, то малыши, с наивностью гриффиндорцев, рассказывали всё, что видели и пережили. Ситуация была настолько компрометирующей для церкви, что дело решили по-тихому замять, но об этом я узнал позже. А в тот день один из этих суровых монахов отвел меня, со всеми моими вещами, во двор и передал какому-то мужчине с внешностью аристократа. Этот светловолосый человек со странными черными глазами, был мне смутно знаком. Осмотрев меня с ног до головы, он заговорил бархатистым, обволакивающим голосом.
— Мистер Реддл, позвольте представится: Лорд Фердинанд Найт, я предлагаю вам моё гостеприимство до конца лета.
Услышав фамилию, я замер от ощущения всепоглощающего счастья: это был отец Фреда, человек, о котором он говорил с благоговейным трепетом. Я выпрямился, принял вид пристойный для представителя Дома Слизерин, лицо превратилось в маску вежливой отстранённости, и я смело протянул ему руку.
— Для меня честь встретить столь уважаемого человека, как вы, — ответил я в той же манере.
Мужчина улыбнулся, оценив мой спектакль и, приняв мою руку, аппарировал.
Осмотревшись вокруг, после появления в новом месте, я увидел дивной красоты замок, возвышающийся на холме. От него веяло светом и жизнью, никто бы не подумал, что в этом прекрасном произведении архитектурного искусства живет древний Род некромантов, посвятивший себя служению Смерти. Сами Найты ни капли не походили на злых угрюмых людей, которыми представляют себе некромантов даже волшебники: на людях это были холодные отстраненные, но предельно вежливые люди, а в кругу семьи — балагуры, для которых божеством являлась сама природа, они упивались Жизнью и Смертью, не признавая общепринятых запретов и обычных моральных норм. Это были люди, живущие по собственным законам, причём весьма строгим, и не собирающиеся прогибаться под других.
Пройдя по прекрасному солнечному саду, окружающему замок, мы вошли в парадные двери, которые открыл домовик. Вся пьянящая обстановка вокруг говорила, что мы находимся за пределами туманного Альбиона. В холле нас встретила чуть полноватая женщина в красивом платье персикового цвета и с каштановыми волосами, убранными в высокую прическу. Гладя на её лицо, сразу становилось понятно — от кого Фред унаследовал свои удивительные зеленые глаза. Леди Найт слегка склонила голову и представилась, при этом весьма откровенно меня разглядывая.
— Милый, а ребята не преувеличивали, он действительно прелесть, — как-будто не замечая меня, обратилась Пенелопа Найт к своему супругу. Я слегка поморщился: такая же манера обсуждать меня, в моём же присутствии, была и у моих наставников. Как же это бесило!
— Мистер Реддл, сейчас вас проводят в комнату, которая будет вашей всякий раз, когда вы будете посещать это поместье, вам следует привести себя в порядок, на это у вас час, после чего в столовой будет накрыт стол. Мэтти будет вашим слугой и проводником, пока вы пользуетесь нашим гостеприимством, — сообщил мне Лорд Найт, и перевёл взгляд на гордого домовика. Я понял, что сейчас мне больше ничего не скажут и с не менее гордым видом, как мне казалось, последовал за ушастым слугой.
Увиденное по пути потрясало своим великолепием, ведь до этого дня я никогда не был в доме аристократов. Хогвартс, конечно, величественен, но он даже рядом не стоял с поместьем Найтов. Это было место, в котором прожило не одно поколение магов. Всё в нём дышало волшебством и духом Рода. В отделке преобладали темы жизни и смерти, это были непривычные для воспитанного в приюте ребёнка, произведения искусства. На одной картине непостижимым образом уживались голые кости, черепа и резвящиеся дети, при этом от нее веяло теплом и гармонией. Здесь не боялись ни жизни, ни смерти и видели красоту и необходимость обоих явлений. Часто в коридорах встречалось изображение женщины в белых одеждах с венком из полевых цветов на голове, в одной руке она держала серп, а в другой горсть семян или букет из спелых колосьев ржи. Я решил, что это богиня, которой поклоняются в этом доме, уж больно часто она оказывалась у меня на пути, а серп и колосья с зернами, вообще были символом Рода.
Мне отвели комнату в гостевом крыле, она была выполнена в синих и зеленых тонах, отделка была столь необычна и в то же время красива, что мне захотелось ее зарисовать, чтобы не забыть потом. Мне не верилось в то, что я ещё когда-нибудь окажусь в подобном месте, а слова хозяина поместья были восприняты, как простая вежливость.
Домовик с заметным удовольствием и гордостью отвечал на мои вопросы. Он рассказал, что поместье находиться на юге Франции в провинции Шампань, вдали от основного скопления магглов, поэтому тут совершенно не ощущается война. Хозяева владеют этой землёй уже пятьсот лет, её им даровал император за заслуги перед короной. Я насторожился: за последний год я слышал упоминание о короне и императоре далеко не впервые, но мне так ничего конкретного узнать не удавалось, словно эта тема была под запретом.
Только я собрался расспросить домовика поподробнее, как он всполошился и напомнил, что у меня осталось меньше тридцати минут, чтобы привести себя в порядок. Маленькое существо моментально распаковало вещи и провело меня в ванную комнату. Она потрясала удобством (похоже, в этом доме комфорт ценили выше роскоши) и в тоже время, полы из неизвестного мне шершавого и слегка теплого камня, хоть и не выглядели впечатляюще, но мне почему-то показалось, что это не дешёвое удовольствие. Небольшой бассейн посреди комнаты, отделанный мозаичной плиткой, красивые серебряные краны, шершавый пол, витраж вместо потолка, всё это создавало неповторимую обстановку красоты и уюта. Опустившись в ванную, я почувствовал всей кожей, как с меня смывается вместе с потом и пылью, вся та грязь, которую оставили на мне руки множества мужчин. Я бы не удивился, окажись в воде какие-нибудь зелья, или сама ванна была сделана, как место силы. Я слышал от Фреда, что мастера смерти могли создать узел силы в любом месте, так почему бы его не создать в ванной?
Я не заметил, как задремал, расслабившись в воде, но ответственный домовик не мог допустить, чтобы гость опоздал к столу. Он разбудил меня и, выпроводив из ванной, помог одеться.
Сказать честно — я тогда был в таком состоянии, что даже не обратил внимания на то, что подсунул мне заботливый слуга в качестве выходного наряда, а стоило бы. Уже подходя к столовой, я понял, что на мне абсолютно белая мантия из тончайшей шерсти, босые ноги обуты в тапочки плетеные из какого-то растения, а под мантией гуляет освежающий ветерок, недвусмысленно напоминая о том, что под ней на мне совершенно ничего нет.
В столовой был накрыт большой стол, за которым все присутствующие были одеты в похожие, только угольно черные наряды. Окинув стол беглым взглядом, я осознал, что все блюда, которые были расставлены на нем из фруктов, овощей или злаков, никакого мяса или рыбы. Сопоставив этот факт с одеяниями присутствующих, я понял, что что-то происходит. У меня было два выхода: или паниковать и попытаться выбраться из поместья (что представлялось мне маловероятным), или довериться людям, которые мне не раз помогали и принимать всё, как должное.
Я выбрал второе.
Замерев на секунду у входа, я гордо вскинул голову и позволил домовику проводить меня на место, отведенное для моей скромной персоны хозяевами дома. К моему глубочайшему удивлению оно оказалось во главе стола. Я пришел в полное замешательство, когда хозяин дома, чьё место оказалось по левую руку от меня, стал накладывать мне в тарелку фрукты, и лепёшки горячего хлеба. Из напитков обнаружилось только молоко и красное вино, и ко всем прочим странностям — ни одного ножа или вилки я не заметил.
За столом, кроме хозяина и хозяйки, были все мои наставники, и ещё около десятка совершенно не знакомых мне людей. В шатене с черными глазами, лет тридцати я предположил брата Фредерика — Карла.
Слева от меня, сразу после хозяина, сидела леди Найт, за ней, Карл. Дальше сидел мужчина с удивительно синими глазами и волевым лицом, с виду он был старше лорда Найта и общие черты выдавали в нём родственника Ари. За ним сидела девушка лет двадцати-двадцати пяти с такими же синими, как летная ночь, глазами и удивительными пепельными волосами. Она была красива, но не обычной красотой кукол и статуй, а удивительной внутренней красотой делающей ее неотразимой, я заподозрил, что и она тоже относиться к Древнему и благородному дому Блэков. Следом седел мужчина лет сорока с платиновыми волосами и серыми, даже не серыми, а стальными глазами, он был холоден и опасен, от него хотелось держаться подальше. Следующим сидел ещё один мужчина с волнистыми каштановыми волосами и зелеными глазами, он был массивен и вся его фигура и движения выдавали в нем закалённого воина, но при этом он составлял полную противоположность блондину с неживыми глазами. Он был теплым и живым. Я видел его однажды в школе: он приезжал к Скутуму Эйвери, и скорее всего, был его родственником. На этом стол заканчивался. Справа от меня сидела Мария, потом Фредерик и Арктурус, за ними восседала дама с медными волосами и дородной фигурой, при этом её можно было назвать только Леди. Это была не матрона, а воительница и хранительница очага; её холодные голубые глаза цепко следили за всем происходящим, представителей рода Прюит ни с кем не спутаешь. За ней сидел мужчина небольшого роста и непримечательной наружности, с небольшой залысиной блестящей из под каштановых волос, и только черные, как ночь глаза выдавали в нём сильную личность, сосед называл его Гефестусом, а седая девушка мистером Керроу. Дальше сидел ещё один мужчина с иссечённым шрамами лицом. Он не был красив, но его мужественность не позволяла отвести от него взгляд. Редкие, коротко стриженные, седые волосы торчали ёжиком, а внимательные карие глаза настороженно смотрели на мир, я услышал, как лорд Найт назвал его Асмодеусом. Вслед за столь колоритной личностью восседал старец с белой бородой и выцветшими глазами, в которых плескалась вечность; он был очень стар, но его движения не утратили плавности и легкости. По моим наблюдениям, соседи по столу относились к нему с уважением и ловили каждое слово. Последним на этой стороне, сидел полный мужчина с улыбчивым круглым лицом и голубыми глазами, от которых расходилось множество лучиков-морщинок, придававших ему невероятно добродушный вид, он был похож на образец отца, о котором мечтали дети в моем приюте. Лет этак до шести, то есть ровно до тех пор, пока у них оставались иллюзии. Я вспомнил что видел его фотографию в Пророке, он работал в министерстве, и по моему его звали Григорий Гойл.
Все эти люди смотрели на меня явно чего-то ожидая, а я просто не понимал, что мне нужно сделать. Набравшись мужества, я взял в руки хлеб, разломал его руками и положил в рот кусочек, запив, почему-то, вином. Как только я отпил из бокала, все одновременно начали переговариваться. Насколько я понял, они обсуждали мои действия.
— Молодой человек, прошу вас ничему не удивляться сегодня и действовать так, как вам захочется, даже если желание покажется вам странным, не стесняйтесь. Не обращайте на нас внимания, это важно в первую очередь для вас, — тихий, шелестящий голос разнесшийся над столом, и мигом прекративший разговоры, принадлежал седовласому старцу.
Как я понял, меня проверяли: каждое моё движение скрупулезно оценивали, взвешивали и приходили к каким-то выводам, только вот я никак не мог повлиять на результат теста, потому, как не знал правил. Это выводило меня из себя и я, схватив яблоко, впился зубами в сочный плод, чтобы хоть как-то скрыть раздражение. Только вот это оказалось не яблоко, а какой-то плод с твёрдой красной коркой и сочной мякотью, из которой струился сок — кисло-сладкой на вкус и жутко похожей на кровь. Снова за столом поднялись обсуждения. Так продолжалось, пока я не выдержал и, нарушив все правила поведения, не встал из-за стола. В тот же момент поднялись и все остальные. Ко мне подошел старик и, взяв меня за руку, куда-то повёл. (Теперь мне стало понятно, откуда взяла свою манеру поведения и обучения Мария.) Я не сопротивлялся ему и мы долго блуждали по дому, при этом всё время спускаясь вниз.
Путь наш окончился в удивительном месте: внутри скалы, на которой располагалось поместье, была вырезана комната. В ней не было места культуре и изяществу, вместо этого тут правили Жизнь и Смерть. Единственными рукотворными предметами в этом царстве растений и камней, была мраморная статуя всё той же женщины, и бассейн у ее ног. В комнате горело несколько костров, тлели благовония и буйствовали растения, которые заплели всё помещение, создавая неповторимый интерьер. Комната была настолько пропитана магией, что воздух казался густым, а по телу всё время бродили мурашки. Попытавшись почувствовать магию помещения своим магическим ядром, я получил такой удар, что сразу же отключился.
Приходил в сознание я медленно, не понимая, что происходит и где я нахожусь; в первые мгновения мне показалось, что я заснул в ванной. К такому выводу я пришел, так как плавно покачивался на воде, но в комнате был странный пьянящий аромат и звучало какое-то непонятное пение. Вспомнив последние минуты перед потерей сознания, я запаниковал и чуть не утонул. Но подумав, что выгляжу по-идиотски, заставил себя успокоиться и огляделся по сторонам.
Я находился в священном бассейне, а на его бортиках стояли те же люди, которые присутствовали на обеде и пели неизвестное мне заклятие. Воздух потрескивал от количества разлитой в нем магии, и, подавив первоначальный испуг, я ощутил во всем своем теле негу и ленивую сытость.
Они пели, а у меня формировалось четкое ощущение магии, концентрирующейся в водоеме и проникающей оттуда в мое тело, меняя его. Я чувствовал, как с него, словно змеиная шкура в процессе линьки, слезает что-то мертвое, разрывая при этом нечто вроде нитей, о существовании которых я даже и не подозревал. Дышать становилось всё легче и легче, тело ощущалось невесомым и прозрачным, как будто с меня сняли старые проржавевшие доспехи, которые я носил всю свою жизнь, не замечая этого.
Потоки магии складывались в затейливые узоры и прокладывали себе новые пути во мне, это можно было сравнить только с одним — рождением. Здесь и сейчас рождался новый человек, у которого было очень мало общего с полукровкой-сиротой Томом Марволо Реддлом. Я ощущал в себе удивительную, невообразимую до сих пор, Силу. От переизбытка магии, по воде начали пробегать крохотные молнии, тело выгнулось от мощи, струящейся сквозь него, а сознание начало мутиться, ускользая из материального мира в мир видений и грёз. В какой-то момент я смог различить образ, который заговорил со мной. Это была фигура, закутанная в черный, расшитый золотой нитью плащь и держащая в руках ветку какого-то дерева, покрытую цветами, и с висящим на ней одиноким крупным плодом. Когда я смог ее разглядеть более четко, я понял, что представшая передо мной фигура была мужчиной лет сорока, с яркими рубиновыми глазами и волевыми чертами лица, от него веяло пугающей силой, но при этом он не излучал опасности или зла. Мужчина заговорил и его голос, немного хриплый, но такой завораживающий, проникал в самые потаённые уголки моей души.
— Вот мы и встретились, малыш, я долго ждал этого дня.
— Кто вы? — мне было жизненно важно знать это.
— Я — это то, чем ты можешь стать, если у тебя хватит силы и смелости преодолеть свои страхи. И пойми: именно преодолеть, а не скрыть в глубине сознания.
— Я не понимаю!
— Ты поймёшь. У тебя ещё есть время. Ты — последняя надежда для мира волшебников, но ты же можешь и приблизить его гибель. Твоя судьба в твоих руках, но каждая твоя ошибка будет стоить весьма дорого. Запомни только одно: ты должен пройти Путь Лорда до конца, и не жалей о том, что будет — сожаления убивают волю. Помни меня и когда-нибудь мы встретимся с тобой в реальной жизни.
В его словах было столько тепла и любви, как будто я был его самым любимым ребёнком, и мне нестерпимо захотелось встретиться с ним.
— Когда мы встретимся? — выпалил я на одном дыхании.
— Не правильный вопрос, — поправил он меня со слегка печальной улыбкой, — не “когда”, а “как”? В один из дней ты посмотришь в зеркало и увидишь меня. Сегодня я пришел посмотреть на тебя и сказать своё имя. Смотри!
Передо мной появилось моё маггловское имя, неписаное огнём в воздухе, мужчина взмахнул рукой и буквы пришли в движение, складываясь в новые слова. Когда они остановились, я смог прочитать “Я — Лорд Волан-де-Морт”.
— Мы — одно целое, но мы два разных существа. Для тебя — Лорд Волан-де-Морт ещё не существует, а для меня — Том Морволо Реддл лишь одна из возможностей, но если она осуществиться, то он станет моим прошлым, без которого я не смог бы появиться на свет. Ты не способен понять меня, но те, кто встретят тебя — помогут разобраться в том, что ты увидел за гранью. Иди! Тебя ждут.
После этих слов видение начало меркнуть, а я ощутил, что мне ужасно не хватает воздуха, а когда я попытался сделать вздох, в легкие хлынула жидкость. Я мгновенно пришел в себя и ощутил руки, которые вытаскивали меня из воды. Через несколько секунд я лежал на каменном полу и как рыба разевал рот, пытаясь дышать, в промежутках между приступами кашля. Мне казалось, что я выкашляю не только воду, которой успел порядком наглотаться, но и легкие. Когда я немного отдышался, осмотрелся по сторонам и увидел, что меня окружают те самые волшебники, которые до этого пели заклинание и все до одного смотрят на меня очень странно: на их лицах было написано уважение, удивление и, пожалуй, благоговение. Отследив направление взглядов, я понял, что все они уставились мне на грудь. Опустив взгляд, я обомлел: всю левую часть груди, прямо напротив сердца, занимало изображение черной змеи с зелеными глазами и рисунком из золотых и серебряных линий на шкуре. Складывалось впечатление, что она движется и переливаться. Так как я точно помнил, что сегодня утром у меня не было никаких татуировок, то вывод напрашивался сам собой: это дело рук этих господ. Но тогда возникал совершенно закономерный вопрос: чему они так удивляются?
— Имя?! Какое он назвал имя? — потребовал белобородый старец. Я сразу же понял о чем он говорит.
— Я Лорд Волан-де-Морт, — ответил я не задумываясь.
— Летящая Смерть, сильно. Как он выглядел? — продолжился допрос.
— Высокий, красные глаза, черная мантия с капюшоном и золотой вышивкой.
— У него было что-нибудь в руках?
— Да. Ветка какого-то дерева в цветах и с плодом, похожим на яблоко.
— Как оно выглядело? — потребовал настойчивым голосом мужчина с мертвыми глазами.
— Да обычная ветка... Цветы, такие крупные розовые, и оно какое-то... не знаю, изломанное, что ли, а плод с одного боку розовый, а с другого бежевый, — я не знал как более внятно описать то, что видел. Но в это момент мне под нос сунули фолиант с картинкой изображающей это самое дерево.
— Оно?!
— Да. Да что происходит?! — не выдержал я: всему на свете есть предел и моему терпению тоже.
— А он долго терпел! — восхищенно заметила девушка с седыми волосами.
— Персик — бессмертие, мудрость и защита от зла, — не замечая никого, пробурчал себе под нос мертвоглазый. Все переглянулись, а потом задумчиво посмотрели на меня.
— Ндааа... Молодой человек, ну и загадку вы нам загадали, — протянул старец, потирая переносицу с видом человека, у которого болит голова. — Всё! Сушите его, отпаивайте вином, и пусть спит. Он отключится в любом случае минут через тридцать, хотелось бы, чтобы к этому времени он был уже у себя в комнате, — велел он волшебникам, а потом обратился ко мне: — А ответы на свои многочисленные вопросы вы получите завтра, когда проснётесь. Поедите в нашем обществе, мы заодно и представимся, и тогда поговорим более подробно обо всём случившемся.
Я хотел возмутиться, но почувствовал, что начинаю засыпать, и решил не спорить, раз за меня опять всё решили.
Попав в комнату я просто свалился без сил. Думать о чём бы то ни было, не хотелось. Из головы не выходил Волан-де-Морт. Этот удивительный маг сказал, что я могу стать таким как он, не смотря на все чудеса встретившиеся в мире магии, я не верил и не понимал: как будущее может прийти к прошлому, тем более, что он сказал, что он “возможное будущее”, значит всё это ещё не предопределено. Но как же хочется стать ТАКИМ! От этого Волан-де-Морта веяло нечеловеческой силой и уверенностью, он обладал спокойствием и мудростью, за таким человеком хочется идти на край света.
Убаюканный такими радужными мыслями я и уснул.
Проснувшись к обеду следующего дня, и потягиваясь как кот в чистой и мягкой постели, я поймал себя на том, что так хорошо и спокойно мне не было никогда в жизни. Мне не хотелось вставать и готовиться к новым сражениям, было приятно валяться на простынях, пахнущих свежестью, наблюдая за солнечными зайчиками, скачущими по стенам. Я проспал в этом месте всего одну ночь, но ощущал комнату, в которой меня поселили — своей, а себя — в полной безопасности. Это чувство было таким странным и необычным, словно меня околдовали и, вследствие этой волшбы, мне вдруг до боли захотелось ЖИТЬ.
Жить, а не выживать, прячась и постоянно отстаивая право на элементарные вещи, которые другим доставались просто так, от рождения. Жить не ожидая предательства, или удара в спину, жить и бегать с другими мальчишками, играя в прятки или летая на метле. Жить без того, чтобы заниматься сутки напролёт тем, что даже для взрослых считается непосильным делом. До этого я не понимал чего был лишен с самого рождения, но сейчас, в этой спальне, окружённый древней магией Рода, я остро, до боли, ощутил себя сиротой, безродным мальчишкой, который по нелепой случайности попал в волшебный замок, и... Вот сейчас хозяева найдут его, рассмотрят внимательнее, поймут кто он и, конечно, взашей выставят как попрошайку.
Я не заметил как слезы покатились по щекам. Сердце сдавило словно тисками. До этого я плакал от боли, от одиночества, унижения, или страха, но в последнее время, всякий раз сталкиваясь с Найтами, я плакал от того, что мне было хорошо. И я не мог сказать какие слезы горше. Они раз за разом показывали мне, чего я был лишен и чего мне никогда не достигнуть. Каждый раз после таких истерик, которые я был не в силах остановить, мне приходилось собирать себя по кусочкам. К моему счастью, раньше они происходили при наставниках, но теперь я был один. Пучина отчаяния и безысходности начала затягивать меня в свои глубины, и я не понимал — зачем бы мне выбираться из неё: ведь мне всё равно не стать такими как они, меня никто не любит, я только игрушка или “проект”.
Как же в этот момент мне захотелось снова оказаться в приюте! Там я чего-то стоил, там я знал, как жить, там мне не нужно было видеть эту прекрасную комнату, добрую улыбку леди Найт и гордую силу лорда Найта. У меня никогда не будет родителей. Никаких. Тем более — таких. Я завидовал и рыдал в три ручья, пытаясь в порыве злости и отчаянья разорвать эти проклятые простыни, и даже не заметил, что в комнате я уже не один. Только когда мне на спину легла нежная рука и слегка сжала плечо, я осознал, что рядом со мной на кровати сидит женщина, которую я не мог разглядеть сквозь пелену слёз. Но сил остановиться не было. Она гладила меня и уговаривала:
— Всё будет хорошо. Ты сильный, ты справишься.
— Я всегда справляюсь! Мне надоело! Я хочу быть таким, как все! Чтобы меня любили, баловали и защищали! Я хочу летать на метле, а не изучать миллион и один способ удовлетворить клиента! Но я никому не нужен! Я — пустышка! — от крика уже охрипло горло, а слезы всё текли рекой, не позволяя увидеть окружающий мир.
— Ну что ты говоришь! Ты такой замечательный, да любая семья была бы счастлива, если бы у них был такой ребёнок! — убедительный мягкий голос только распалял огонь моего горя.
— Но они не захотели! Они бросили меня в приюте! Я никому не нужен! Все хотят только попользоваться мной и выбросить!
— А как же Фредерик и Мария?
— Они такие же, как все! Я для них эксперимент. Игрушка, которую они бросят, когда наиграются. Фред и Ари — уже не вернуться в школу — я им не нужен. Зачем им безродная шлюха, я больше ничего не могу им дать! А я тоже живой! У меня тоже есть сердце! — выпалив это в порыве отчаяния, я понял, что случайно высказал кому-то, практически незнакомому, свои самые потаённые страхи. Но мне уже было всё равно, вся тяжесть потери парней свалилась в этот миг на меня, и мне было проще уговорить себя, что я им не нужен, чем смириться с болью, разрывающей моё сердце.
— Глупый. Какой же ты глупый... Они же теперь связаны с тобой на всю жизнь, как и весь наш Род. Если бы ты почитал больше о наставничестве, то знал бы, что если учеником становиться маг без Рода и кровных родственников, которые могут предоставить ему кров и защиту, то наставник становиться ему не только учителем, но перед лицом магии он становится его семьей. Так что ты тоже Найт, как Фред и Мария. У тебя другая фамилия, но мы все твоя семья, — это было сказано так просто и с такой любовью, что слезы моментально перестали литься. Я распахнул глаза и уставился на красивую женщину, которая обнимала меня за плечи и, улыбаясь, гладила по голове. В её глазах было столько доброты, заботы и любви, что я не выдержал и, как маленький, резко обнял её за талию. Уткнувшись заплаканным лицом в подол её платья, я зашелся новым приступом слёз. Но на этот раз это были слёзы надежды, это плакал маленький мальчик, которому сказали, что он кому-то нужен. Это была надежда на то, что в жизни ему наконец-то немножко повезёт и можно будет положиться на кого-то более сильного и умного, чем он сам.
По мере того, как горе и боль покидали сердце, я начал понимать, что опозорился перед леди Найт. Меня всегда учили быть сильным и не проявлять на людях эмоций, но я повёл себя, как трёхлетний пацан, которого поманили приёмными родителями, а потом не взяли. А ведь я уже взрослый, я сам могу о себе позаботиться! А я так раскис!
Леди Найт почувствовала момент, когда я напрягся в её объятьях, и отпустила меня. Я встал и, собрав остатки гордости в кулак, растер слезы по щекам. К моему позору — мало того, что я весь был в слезах, так еще и в соплях, а от осознания того, что я испортил шикарное платье женщины, мне стало совсем стыдно и я покраснел словно вареный рак. Леди Найт была не похожа ни на одну женщину, из тех, что встречались мне в жизни. Она была идеальным воплощением Леди и Матери.
Увидев моё замешательство и малиновый цвет лица, она звонко рассмеялась, а потом дала мне подзатыльник. Это было так неожиданно, что у меня сразу вылетели из головы все серьёзные мысли. Я рефлекторно потёр затылок и обиженно посмотрел на женщину.
— Нечего тут сырость разводить. Иди умывайся и в столовую. Обед подадут через полчаса, Мэтти поможет тебе одеться и проводит, чтобы ты не заблудился, — она легко встала с кровати и направилась к выходу, но уже у самых дверей, повернулась и серьёзно сказала: — Наш разговор продолжим вечером, когда в доме останется только семья. Я обещаю, что приложу все усилия, чтобы ты почувствовал себя одним из нас, — закончив, она вышла из моей спальни, оставив меня стоять с ошарашенным видом и зарёванным лицом посреди комнаты.
Но долго пребывать в таком состоянии мне не дало ушастое чудовище, что появилось рядом и начало пищать о необходимости немедленно привести себя в порядок потому, что господа не переносят, когда опаздывают. Плюнув на свои метания, я пошел наслаждаться тем, что имею, то есть — ванной.
Для того, чтобы наплескаться вволю у меня не было времени, впрочем, того, что у меня все-таки было — оказалось достаточно, для того, чтобы поднять мне настроение. Жизнь приучила меня не зацикливаться на плохом, иначе я давно бы сдох.
Тщательно наблюдая, что из одежды подаёт мне маленький слуга, я с грустью понял, что завидую ему: у него есть дом и заботливые хозяева, а у меня — только я сам. До сегодняшнего дня эти мысли так сильно меня не тревожили, вопрос выживания был более значимым, но в этом месте мне вдруг захотелось семью. Малыш подал мне парадную мантию, которую я купил сам за свои деньги, в то время, пока Дамблдор разговаривал с хозяином магазина. Это лучше слов говорило — обед будет, скорее всего, официальным.
Спустившись в столовую, я увидел всё тех же людей, только на этот раз они сидели в нарядах, принятых у аристократов. Только седой старец продолжал носить простой балахон, хотя сегодня он был белым.
Когда я вошел, все посмотрели на меня и не отводили взглядов, пока Мэтти не подвёл меня к моему месту, только вот сегодня все сидели совсем по-другому. Во главе стола сидел Лорд Найт, по обе стороны от него сидела его семья. При виде парней и Марии мое сердце предательски сжалось, но я продолжил знакомиться с обстановкой. Напротив места хозяина дома — стоял стул, который занимал старец, и все гости располагались в той части стола, мне же поставили стул сразу за стулом Марии, в непосредственной близости от семьи.
Первым заговорил Лорд Найт:
— Рад видеть вас в хорошем здравии, молодой человек. Присаживайтесь.
Когда я сел он продолжил:
— Пришло время нам представиться. Меня и леди Пенелопу вы знаете, Арктуруса Блэка, Марию и Фредерика представлять — тоже нет нужды, — при этом мои наставники улыбнулись и одновременно кивнули в знак приветствия, я ответил им вежливым кивком.
— Вот этот молодой человек — лорд Найт махнул рукой в сторону парня, сидящего рядом с леди Найт, — мой старший сын и наследник Карл Фердинанд Найт, (молодой человек, о котором говорил старец, кивнул в знак приветствия). Он будет учить вас боевой магии и рунам, — эти слова меня крепко насторожили: когда это он успеет?
— Рядом с ним Таурус Эйвери — он прекрасно разбирается в магии стихий. Его сын Скутум учится на пятом курсе вашего факультета, и тоже проявил желание помочь на выбранном вами Пути. Его задачей будет обучить вас экономике нашего мира. За господином Эйвери, Лорд Сириус Блек, отец Арктуруса, и прекрасной Люкрис, которая сидит прямо за ним. У Люкрис проявился дар к древнему искусству Некромантии, так что она тоже живёт в этом доме и является моей ученицей. Их третий сын Регулус, не смог приехать: он учиться в Дурмстранге, это его последний год обучения. Следующим я имею честь представить Златана Дмитрова, он оказал нам честь, посетив нашу встречу, — старец кивнул, как и все остальные, и перехватил слово.
— Нет. Это для меня честь присутствовать при таком знаменательном событии, я буду счастлив поделиться с молодым человеком своими знаниями древних путей.
— Господин Дмитров идёт путями Друидов, — пояснил Лорд Найт. — И он проявил желание поделиться столь редкими знаниями с вами. Следующим я имею честь представить Лорда Ара Малфоя, — мужчина с мертвыми глазами кивнул и продолжил, как мне показалось, подозрительно следить за мной. — Он мастер меча и боевой чародей, так же он мастер гербологии.
— Для меня честь поделиться своими знаниями со столь талантливым молодым человеком. Я надеюсь, вы сможете оказать положительное влияние на моего сына Абрахаса, который в этом году поступает на первый курс, — в голосе Лорда Малфоя не было и намёка на его радость и честь, он был холоден, словно арктический ветер.
— Следующей я рад представить Сигитту Прюитт. Она проявила желание поделиться своими знаниями по колдомедицине, — чуть полноватая рыжая женщина величественно кивнула. — Гефестус Керроу, которого вы можете видеть дальше — мастер зелий и член Визингамота. Он поделиться с вами знаниями в области зельеварения, а после того, как вы окончите Хогвартс — он углубит ваши знания в политике, — невысокий седеющий мужчина кивнул в знак подтверждения сказанного и приветствия.
— Следующим я горд представить нашего гостя из Германии, Асмодеуса Астера, боевого мага, и мастера в магии крови, — на меня смотрели, как бы изучая, карие глаза человека, побывавшего во многих боях. Ещё вчера меня поразили шрамы, пересекающие его лицо и ёжик седых волос: такая причёска до этого встречалась мне только у маггловских военных.
— Посмотрим, чему вы сможете научиться у меня, молодой человек. Моё искусство требует от мага крайней степени ответственности и силы воли, — мне показалось, что маг старался бросить мне вызов и ждал моего ответа.
— Я почту за честь изучить высокое искусство магии крови, перенимая его у вас, господин Астер и проявлю всю свою волю и ответственность, для достижения успехов на этом поприще, — ответил я, скопировав манеру, с которой обыкновенно говорил с учителями Ари, и похоже данный штрих не прошел не замеченным: многие за столом улыбнулись.
— Смело. Смело. Думаю, мы сработаемся, — одобрительно произнес маг, глядя уже на лорда Найта.
— Я рад, — ответил наш гостеприимный хозяин и представил единственного, остававшегося неизвестным на данный момент, человека: — последним за столом, но не по значимости, я рад представить своего давнего друга и компаньона Дмитрия Гойла. Он будет шлифовать и доводить до совершенства ваше знание человеческих душ, и умение управлять людьми, а так же познакомит вас с искусством ритуальной магии, — после столь проникновенной речи, высокий слегка грузный мужчина с улыбчивыми глазами, засмеялся и махнув рукой в сторону лорда Найта, сказал.
— Прекращай Фердинанд. Ты тут уже такие политесы развёл, как на приёме у Английской королевы. Ты посмотри на бедного парня, он уже явно потерялся в происходящем.
Я был искренне благодарен мистеру Гойлу. Хоть его речь и не была мне понятна до конца, но это хорошо разрядило обстановку.
— Молодой человек, вы кушайте, а потом у нас будет долгий разговор, — это было сказано друидом таким заботливым голосом, что я заподозрил неладное.
Ели все в тишине, в комнате было слышно только тихий звон столовых приборов. Похоже, что размышлял в эту минуту не один я, и это жутко нервировало.
Когда все поели, мы перебрались в светлую просторную гостиную, в которой было много кресел, диванчиков и столиков с винами и легкими закусками, меня привлекла корзинка со сладостями, но я стеснялся их взять. Видя мои страдания, леди Найт пододвинула её поближе ко мне. Я и не заметил, что она села рядом со мной.
Взяв себе несколько конфет, я сунул их в карман, по старой привычке. И приготовился к долгому разговору.
Первым, вполне ожидаемо, заговорил господин Дмитров:
— Я приношу вам извинения за события вчерашнего дня, от имени всех находящихся сейчас здесь, — сказал он, обведя рукой всех присутствующих.
Услышав его — я смутился: никто раньше, не удосуживался извиниться передо мной за то, что делал, а уж тем более, такие уважаемые и могущественные люди, как те, что собрались в одной комнате со мной. Я покраснел и уставился в пол.
— Он всё же умеет краснеть, а вы говорили, что его ничем не проймёшь! — весело и беззлобно фыркнула мадам Прюитт. От этого замечания я смутился ещё больше, но почувствовал на плече руку леди Найт и, вскинувшись, посмотрел ей в глаза: в них читалось одобрение и поддержка.
— Не смущайся. Сейчас здесь все свои. Все эти люди состоят в братстве боевых магов, они сами и члены их семей. Появление нового собрата — большая редкость, поэтому братство решило, что тебе понадобиться помощь и поддержка. Тем более, что ты прошел первое испытание на Пути Лорда, да ещё и в таком молодом возрасте.
Меня поразили слова Пенелопы Найт. Как все эти влиятельные и богатые люди, явно принадлежащие к высшему обществу, могли захотеть стать моими наставниками?!
Наверное, я не смог скрыть своего удивления, потому что заговоривший мистер Эйвери, ответил на мой невысказанный вопрос.
— Молодой человек, мы понимаем, что вы в замешательстве, но именно для того, чтобы всё пояснить — мы здесь и собрались. Вы наверное неправильно поняли редкость того, что произошло с вами. Но я думаю, Златан расскажет всё гораздо лучше нас, — после этого он замолчал, как бы передавая слово старому друиду.
— Скажите, вам не показалось странным, что в школе кроме вас только небольшое количество студентов проявляет тягу к знаниям? — Я кивнул, подтверждая, что заметил эту странность. — Раньше, в таких школах, как Хогвартс готовили аристократию и сильных магов, способных защищать страну и развивать магию. Не все из них становились значимыми фигурами в истории, но требования, предъявляемые к студентам, были очень высокими. Из стен школы выходили Мастера или, по крайней мере, Ученики. Детям без таланта и без жажды знаний, не было места в стенах Хогвартса. Их учили или наставники, или родители, или они обучались в мелких школах, в которых давали элементарные знания. Кстати, программа именно такого рода учебного заведения, теперь является программой по которой преподают в лучшей школе в Европе, как гордо именует Хогвартс министерство. Нашей стране больше не нужны сильные маги, способные на великие свершения, но мы надеемся, что когда-нибудь это изменится.
Мы находим талантливых детей и предлагаем им возможность развить весь свой потенциал, но для этого — ребёнок должен показать выдающиеся способности. Этим летом вы решились пройти испытание, которое по силам единицам взрослых магов, и это привлекло внимание братства к вам. Мы следили за вами всё лето, и когда ваша милая директриса приказала выкрасть вас и спрятать, так, чтобы не нашли ваши покровители, мы устранили её и вызвали в приют комиссию из попечительского совета церкви. Во избежание огласки вашего положения в приюте, и ненужных осложнений, мы приняли решение: с сегодняшнего дня вы будете проводить каникулы в поместье Найт, тем более, что лорд Найт проявил желание взять вас на воспитание в Род. По достижении совершеннолетия, вы сами примите решение: желаете ли вы влиться в Род вашего наставника, или вы продолжите свою линию Рода.
Вы с успехом справились со всеми поставленными перед вами задачами, и, как принято с момента создания Пути Лорда, мы провели вас через ритуал перерождения. Все события вчерашнего дня имели значение, мы не могли говорить с вами с момента начала ритуала, потому, что до того как вы не назвали ваше будущее имя, вы считались мертвым. Ритуал обрезал все связи, которые соединяли вас и тех мужчин, с которыми вы спали: для магии — вы девственник, и теперь только вы сами определяете вашу будущую судьбу. Даже если вам не удастся пройти весь Путь, всё равно — члены братства поддержат вас в трудный момент.
Хотя вы и стали одним из нас, вы слишком молоды и невежественны, чтобы считаться боевым магом, но ритуал принял вас, как равного нам, и теперь это дело нашей чести сделать так, чтобы наш товарищ по братству не опозорил нас. Нас осталось слишком мало, и мы не можем позволить себе проявлять слабость, поэтому вы будете обучаться всему, что необходимо знать боевому магу, даже если для этого вам придётся жить с хроноворотом под подушкой. В вашем распоряжении ресурсы всего братства, но наша благосклонность исчезнет в тот же миг, когда вы проявите лень и малодушие, — я как завороженный слушал речь старца и понимал, что моя жизнь снова сделала крутой поворот, и не мне роптать на то, что теперь нагрузка увеличиться во много раз. Да — это будет не просто, но передо мной открывались совершенно уникальные перспективы и я не намерен был их упускать.
В то время, пока говорил Дмитров, все внимательно за мной следили, они ловили каждый мой взгляд и жест. Эти люди составляли обо мне своё мнение и я хотел, чтобы оно оказалось как можно более положительным. Поэтому я молчал и слушал: за последний год я понял для себя, что лучше дождаться момента, когда наставник закончит, а уж потом задавать вопросы. В отличие от большинства учителей в школе, наставники старались охватить темы уроков, как можно более полно, а мои поспешные вопросы только сбивали их с мысли.
Златан задумался а потом продолжил:
— С этого года вашими основными направлениями учёбы станет магия, политика, экономика, и необходимый минимум знаний, для будущего члена аристократии. Вы будете изучать генеалогию, историю родов, законы крови и методы управления Родом, в общем, все то, что должен знать каждый наследник. Вы продолжите занятия по управлению людьми, и раз в месяц, в течение будущего учебного года, у вас будет контроль боли. Но основной упор будет на магию, этикет и политику. У вас есть вопросы? — глаза старца были внимательными и молодыми, глядя в них, невозможно было дать ему больше тридцати лет.
— Да. Скажите, кто приходил ко мне во время ритуала? — этот вопрос беспокоил меня всё время.
Старец задумался.
— Давно я не отвечал на такие вопросы... Это знание утеряно магами наших дней. Когда-то среди магов было принято иметь два имени: одно они носили до совершеннолетия, их им давали родители, а второе имя — они получали во время совершеннолетия. Этот обряд проводили на семнадцатый день рождения, оттуда и пошла традиция — считать мага совершеннолетним по достижении семнадцати лет. Во время ритуала к магу приходило его сверх я, та великая душа, которая могла воплотиться в нём, если он будет верен выбранному пути. То, как выглядело видение и как ощущалось — определяло его будущие умения и характер, это же должны были показать и испытания перед ритуалом. Ваше сверх я — невероятно сильный маг со склонностью к стихии смерти, а то, что он держал ветку персика с цветами и плодом, говорит о том, что он достигнет бессмертия, и будет защитником для страны. Ваши выборы в еде и ваше поведение предсказывают, что он прольёт много крови, но не он будет зачинщиком: вы не агрессивны по своей природе, но на чужую агрессию — ответите ударом во много раз сильней. Единственный ваш недостаток: презрение к слабым, впоследствии — он может принести немало бед. А то, что на мантии была вышивка золотом, обозначает, что он достигнет мудрости и его душа найдёт мир.
Но его приход — это только возможность. В жизни будет множество испытаний и выборов, которые вам предстоит сделать и даже один неверный шаг, может оставить это будущее только видением. Тем более, мне не совсем понятно: как боевой маг, воплощающий смерть, может стать бессмертным, это — невозможно, насколько я знаю. Ведь смерть не любит застоя и однотипности, она никогда не позволит своему аватару жить вечно. Больше всего меня смутили два плода в ритуале: гранат — символ смерти и возрождения, власти и единства состоящего из множества частей, символ жертвенной крови, и персик — символ бессмертия и защиты от зла. Вместе их не выбирали никогда. Я читал множество результатов ритуалов в хрониках прошлых веков, но никогда два столь противоположных символа не встречались одновременно. Ваша судьба — уникальна, и я, как глава братства, решил: мы поддержим вас и любое ваше начинание. Но для осуществления такой удивительной судьбы вам потребуется много сил и умений, и мы постараемся развить их и предоставить вам необходимые знания. Всё остальное — будет за вами.
Старик замолчал, а я всё думал об услышанном: это были грандиозные перспективы, намного превосходящие мои фантазии, но к этому моменту я уже хорошо знал, что само ничего на голову не свалится, и для того, чтобы стать столь великим магом про которого они говорят, мне придётся очень много трудиться и пройти много испытаний.
— Скажите, а почему теперь не проводят этот ритуал? — озвучил я мысль, не дававшую мне покоя.
— Люди перестали проводить его из-за того, что для достижения увиденного им бы пришлось очень много трудиться, и гарантии получить предсказанное — всё равно нет, ибо никто, кроме самого человека, не сможет сказать, когда он проявил малодушие или другое качество, которое увело его с пути, а значит можно обвинить других или сам ритуал в собственной ничтожности. Сначала его стали считать ненадёжным, а потом и вредным. Ибо много молодых людей убеждали себя в том, что достигли желаемых высот, и прекратив развитие, погружались в порок. Поэтому его проводят только для тех, кто уже вступил на Путь: эти люди доказали свою силу, им он может принести много пользы. А когда правительству стало выгодно, чтобы граждане были серой массой, а не яркими личностями, за проведение ритуала вступления в зрелость назначили “наградой” десятилетнее пребывание в Азкабане. Мне иногда кажется, что наши правители знают только эту цифру, ибо присуждают или 10 лет, или пожизненное, за любое преступление, — старик хохотнул.
— Чего вы хотите от грязнокровок и их покровителей? — холодно фыркнул лорд Малфой, не проронивший до этого момента ни слова.
— Не надо всех под одну гребёнку, Ара, и среди них встречаются гениальные люди, — примирительно заметил Эйвери.
— Да? И насколько их много? Один за поколение? Так последний магглорожденный, основавший Род, умер пять лет назад, — лорд Малфой вскочил на ноги, явно не в силах сидеть. — После Септимуса ни один из них не принял наш образ жизни, им — лень! Они просто переделывают наш мир на привычный им лад! А в своей тупости они не понимают, что магия этого не прощает: пройдет не больше сотни лет и маги попросту перестанут рождаться! Ты этого может и не видишь, но я каждый день наблюдаю, как из мира уходит магия. Мои глаза — стали моим проклятьем, — то, что за кажущейся холодностью этого человека скрываются такие страсти, и он на самом деле испытывает боль — стало для меня сюрпризом, но, кажется, для находящихся в гостиной волшебников — это было обыденной темой.
— Успокойся, Ара. Мы все знаем, как тебе больно смотреть на происходящее, и поэтому мы поддержали Геллерта. Но мальчик не понимает о чём речь: ему ещё ничего не говорили, — попытался успокоить лорда Малфоя хозяин поместья.
Ара Малфой схватил со столика резной хрустальный бокал и, наполнив его бордовой жидкостью, залпом выпил. Похоже, это его успокоило. Во всяком случае, его руки перестали нервно подрагивать и он, глубоко вздохнув, сел обратно в кресло.
Лорд Найт печально вздохнул и обратился ко мне:
— У лорда Малфоя ещё в детстве проявился редчайший наследственный дар: он способен видеть магию во всём живом. И, с того самого времени, он наблюдает её постоянное уменьшение в живых организмах, а в последнее время, начали появляться первые признаки вымирания среди нашего вида. Магов с каждым годом рождается всё меньше и меньше. Раньше было обычным, чтобы в семьях чистокровных было от трёх до пяти детей, но теперь стали появляться случаи, когда у семьи магов рождается только один ребенок, а это говорит о том, что мы вымираем. С каждым годом чистокровных детей, способных к высшей магии, или талантливых полукровок, воспитанных в старых традициях, становиться всё меньше и меньше, а грязнокровок и волшебников, которые придерживаются их образа жизни, всё больше и больше. Моя семья и Род Блэк скорее исключение, чем правило: у большинства присутствующих здесь, не больше двух детей, а у некоторых — только один. Но самое страшное, что появились Рода, в которых вообще нет наследников. И даже если бы нам не помогало исчезнуть с лица земли Министерство, то такими темпами вскорости магов не станет. Осталось не больше пяти поколений. Но ещё хуже будет тем, кто останется после того, как не станет чистокровных: магия — этого не простит, а магглы, наверняка, воспользуются нашей слабостью и глупостью.
Поэтому Братство поддержало Геллерта Гриндевальда. Он поднимает восстание в Европе в надежде на то, что все маги присоединятся к его волкам. Только в этом случае, у нас появится надежда. Маггловская война в этом деле нам очень на руку: потому, что при той бойне, что они учинили, никто не заметит наших действий.
Вам не повезло родиться в то время, когда вид, к которому вы относитесь, стал вымирающим. Вскорости магов останется не больше чем драконов, — лорд Найт не выдержал и присоединился к Малфою в потреблении жидкости, которая была крепчайшим вином с романтическим названием “Драконья кровь”. Это я узнал немного позже, но чудодейственное успокоительное свойство этого адского напитка — я оценил по достоинству.
В комнате повисла тишина и складывалось ощущение, что каждый из магов погрузился в свои мысли, при этом — далеко не самые приятные. Первой взяла себя в руки миссис Прюитт.
— Совсем пацана застращали. Вы бы лучше о подарках подумали: у мальца вчера был день рождения, а никто так поздравить его и не удосужился, — ворчливым голосом произнесла женщина.
— А ведь ты как всегда права, Сегитта, — всплеснула руками Пенелопа Найт. — Всё. Хватит тут головы сушить, он ещё наслушается всех этих ужасов от своих наставников, а сегодня мы отмечаем день рождения… — Пенелопа остановилась, совершенно неаристократично хлопнула себя ладошкой по лбу. — Вот мы молодцы! Мы же так и не поинтересовались тем, как он хочет, чтобы его называли!
Все присутствующие переглянулись, а мистер Эйвери заржал:
— Это явно признак маразма, Пе