bdsmion

Глава ХХV. Дневник Андрея Реутова. Запись VI.



18 сентября 2011 года

Москва, Россия

Кристина раздевалась медленно, чувственно, красиво, эротично и очень элегантно. Я смотрел на неё… и почему-то видел перед собой совсем другую женщину. Которая точно так же раздевалась передо мной в той же самой комнате… только два года назад.

Звали её Виолетта (ну ничего не могу поделать – везет мне на женщин с необычными именами!). Впрочем, она предпочитала, чтобы её звали Летта. Не Виола – что у нее прочно ассоциировалось с плавленым сыром – а именно Летта. Или Летти – она одинаково откликалась на оба сокращения. Я предпочитал первое, что её вполне устраивало.

Мы познакомились с ней… ну где я ещё мог познакомиться с женщиной в то время. На проекте, конечно (в тот период к сайтам знакомств я относился даже не прохладно, а арктически). Или антарктически. В общем, не жаловал я их тогда. Совсем. Ни ванильные, ни тематические.

Проект состоял в привлечении финансовых инвестиций в компанию вполне себе среднего размера. 47 миллионов долларов объем продаж, чуть больше сотни сотрудников. Я делал всю финансово-инвестиционную часть (стоимостная модель, инвестиционный меморандум, duediligence, презентации и все такое). А компания Виолетты – где она была единоличной владелицей и генеральным директором – занималась аудитом (бухгалтерским) и юридическим обеспечением сделки. Стандартное разделение труда между консультантами в инвестиционном проекте.

Обычно я особо в юридические дела не лезу, как и в чистую бухгалтерию (меня мало волнует, какую там систему юридических лиц клиент наворотил и что они там рисуют в официальной отчетности). Мне главное – чтобы чистый денежный поток шел понятно куда (для инвесторов понятно, то есть) и чтобы риски ээээ… оптимизации налогообложения и прочих платежей в разные бюджеты всех уровней были приемлемыми. Поэтому мне вполне достаточно бесед с финдиректором, главбухом и формальных заключений – юридического и аудиторского. И не менее формальной беседы с аудитором и юристом.

С Виолеттой же общение очень быстро вышло далеко за пределы формальностей. Нет, вовсе не потому, что она меня «клеила» - я потом узнал, что она так поступала со всеми своими клиентами и партнерами в проекте. Она настояла на том, чтобы самым подробнейшим образом провести меня по всем лабиринтам и бухгалтерии, и юриспруденции. Тем еще лабиринтам, надо отметить. Перфекционистка, блин. Удовольствие было… ну как песок жевать. Впрочем, нет, песок жевать приятнее. Коучем она оказалась… не очень.

Мне очень хочется сказать, что я и не заметил, как мы с Виолеттой проснулись в одной постели. Но это неправда. Хоть и удобное клише. На самом деле, очень даже заметил. Не по великой любви (ее и в помине не было) и даже не по страсти, наваждению, влюбленности или что там еще из той же оперы приводит мужчину и женщину в койку.

Нас туда привела… безысходность, наверное. Её… да и моя, пожалуй, тоже. И у неё, и у меня давно не было партнёра (в смысле, романтического и сексуального), а инвестиционные проекты такого рода имеют неприятное обыкновение высасывать энергию насосом высокого давления. И таки высосали – что у меня, что у неё. До уровня «ниже красного». По всему энергетическому спектру.

Инициатива принадлежала, как ни странно, ей (обычно в таких ситуациях предлагал переместиться в постель я). После ужина в демократичном «Иль Патио» недалеко от клиента она просто – и очень грустно - спросила:

«Можно я проведу с тобой ночь? Не обязательно даже в одной постели – если ты меня не хочешь. Мне очень плохо, холодно и одиноко. В пустую холодную квартиру возвращаться просто не могу. А больше идти мне некуда. Точнее есть, конечно… но там еще хуже. Пожалуйста, не оставляй меня…»

Это было никакое не соблазнение. А мольба. О хотя бы малой толике нежности, ласки, заботы… О том, что как воздух нужно разведенной, одинокой бездетной тридцатитрехлетней женщине, которая пашет как проклятая, чтобы оплатить безумные счета за лечение очень пожилых родителей (Виолетта была единственным и очень поздним ребенком – ее мама очень долго не могла родить). И очень больных.

Я купил ей огромный букет цветов. Кремовых роз – ее любимый цвет. Потом повез ее к себе домой. Точнее, повезла она меня. У меня такая любопытная ситуация – американские водительские права есть, а российских нет. И авто тоже нет. Ибо в моей ситуации в Москве (как, кстати, у многих в том же Бостоне или Нью-Йорке) машина мне нафиг не нужна. Огромные головные боли и изрядного размера омертвленный капитал. Который лучше пустить в мой венчур.

В первую нашу ночь у нас не то, что не было секса – мы даже наготу друг друга не видели. И даже не целовались. Ну разве что по-дружески – в щечку. Приняв ванну, она переоделась в одну из моих необъятных футболок, привезенных то ли из Далласа, то ли из Лондона, то ли из Вены, то ли из Анталии. Кристина – высокая, крупная и статная, а Виолетта – миниатюрная, стройная и изящная, поэтому моя XXXLфутболка для неё как ночнушка, которая скрывала практически все.

Мы просто пытались друг друга отогреть. Как могли. Сначала она долго-долго сидела у меня на коленях, обняв меня за шею и прижавшись ко мне. А я просто гладил её – по голове, спине, бедрам. Она несмело – как старшеклассница в первый раз наедине со своим мальчиком – отвечала мне тем же. Потом мы долго лежали обнявшись в постели. Просто молча лежали – и даже не особо то и ласкали друг друга. Выжженные мы были оба изнутри. И она, и я. Два бедных, несчастных, одиноких, недолюбленных и недоласканных котенка. Или лисенка. Или… впрочем, это неважно.

На следующий день была суббота. К клиенту ехать не было необходимости. А работать мы могли и дома. Виолетта съездила домой, собрала сумку с минимально необходимыми вещами и вернулась ко мне. Мы работали до вечера – проект есть проект; потом она приготовила нам ужин. Ничего особенного – кулинар она была не ахти. Но приемлемо. Хотя я готовлю лучше.

Потом… потом она просто разделась для меня донага. Просто чтобы доставить мне удовольствие. Уселась ко мне на колени, обнимала, целовала, ласкала… Как умела. А умела она, увы, не очень. Потом она рассказала мне, что у неё был очень доминирующий муж, который требовал от неё полной покорности и полной пассивности. Ей очень хотелось доставить мне удовольствие, быть активной… но она просто не знала, как. Получалось очень неловко… и очень трогательно. Что вызывало во мне волну… нет, океан нежности. Просто нежности по отношению к ней.

Потом… потом была постель. В которой я овладел ею. В обычной миссионерской позиции – ничего особенного. Наши занятия… да нет, наверное, все же не только сексом, а каким-то грустным подобием любви было… да, просто неловким и неумелым – но искренним желанием двух несчастных и одиноких мужчины и женщины подарить друг другу хоть немного любви. Нежности. Ласки. Тепла. Получалось… не очень. Но хоть что-то получалось…

А потом… потом произошло то, что буквально в мгновение ока радикально изменило наши отношения.

У меня часто ночью пересыхает горло – причем серьезно так – поэтому я обычно держу на тумбочке у кровати солидную такую бутыль воды. Но на этот раз – по понятным причинам – наполнить её я забыл. И вынужден был отправиться на кухню. А когда я вернулся…

Виолетта сидела голая на постели, разложив на ней всю – ну, или почти всю – мою уже тогда внушительную коллекцию дивайсов. Ударные, зажимы, секс-игрушки и все такое прочее. И нежно так, ласково гладила кожаный спанк.

«Да…» - задумчиво произнесла она, поглаживая дивайс. «Вот уж точно – бойтесь своих желаний – они могут и исполниться…»

«Это все для женского тела?» - спросила она, внимательно и даже как-то испытующе глядя на меня своими светло-зелеными, колдовскими глазами.

«Да» - честно признался я. «Ты же знаешь – я абсолютно гетеро. Самой что ни на есть традиционной ориентации»

«Значит, и для моего тоже» - все столь же задумчиво, только уже намного тише произнесла она.

«Если ты этого хочешь» - пожал плечами я. А что она этого хочет – и сильно – было написано на её хорошеньком личике двухсотым кеглем TimesNewRoman.

«Выпори меня» - вполне предсказуемо и столь же предсказуемо тихо прошептала она. «Как ты хочешь. Только сильно и долго. И очень больно. Я очень этого хочу… Очень. Именно от тебя».

Я надел на неё наручи и поножи. Привязал к спинкам кровати. И действительно очень сильно выпорол. По спине – жестким флоггером и кошкой; по ягодицам – кошкой, ремнем, спанком и однохвостью и по бедрам – кошкой (когда она потом стояла уже в коленно-локтевой позе). Она получила… да не меньше трехсот ударов в общей сложности – но ни разу даже не вскрикнула. Только стонала, хоть и довольно громко.

Потом я развязал её и дал отдохнуть. Я не заметил в ней особой виктимности или сабмиссивности (на самом деле, я не заметил вообще ни грамма ни первого, ни второго), но мне почему-то очень захотелось «продолжить банкет». То есть, её мучения.

Летта отдышалась, пришла в себя… а потом опустилась на колени, поцеловала мне руки и ноги и еле слышно прошептала: «Спасибо…»

И потом добавила: «Если ты хочешь, ты можешь делать со мной все, что захочешь. Я все выдержу. Я сильная. Я очень сильная»

Будь я типичным верхним, я бы немедленно устроил ей обработку по полной программе. До полуобморока. Или до обморока. С другой стороны, будь я типичным верхним, мы вряд ли бы вообще очутились в моей квартире. Не говоря уже о постели. И, тем более, о порке. Ведь она очень легко могла себе найти хоть садиста, хоть доминанта, хоть кого угодно. Но не нашла ведь…

Она поднялась с колен, подошла ко мне, обняла за шею и очень тихо прошептала на ухо:

«Знаешь, ведь это у меня в первый раз. Меня раньше никогда не пороли. Я даже ни разу не селфила. Хотя дивайсы уже давно приобрела. Хороший такой набор. Почти как у тебя…»

Как ни странно, меня это совершенно не удивило. Хотя, может, и не странно…

«Я еще хочу» - еще тише прошептала она. «Сделай мне больно…»

Нормальное такое управление снизу. Не знаю, почему я так действую на нижних женщин, но они… в общем, вываливают на меня свои желания быстрее, чем я соображаю, что же я, собственно, хочу с ними сделать…

Не знаю, почему, но я решил сразу… в общем, раз уж заявляет, что очень сильная… в общем, добро пожаловать в ад. В смысле адской боли. Хотя это кому как… Некоторым в кайф полный.

Я взял с кровати коробку с прищепками. Обычными деревянными прищепками – ничего особенного. И начал последовательно ставить их на её тело.

«Лишение тематической девственности продолжается» - подумал я. «Интересно, куда это все зайдет и чем, собственно, закончится»

Шестнадцать прищепок я поставил ей на соски и на грудь. Нормальная такая трешка. Не супер (бывает и красивее), но вполне. Пожалуй, даже Playboy-quality. Еще столько же – на бока и бедра. А потом отправил на кухню за гречкой.

Ей было очень больно. Очень. Видно было, что каждое движение дается ей с колоссальным трудом. И с очень сильной болью. Но она честно шла, превозмогая и преодолевая себя. Она действительно была очень сильная. Чего было больше в её решимости и целеустремленности – желания себе что-то доказать или доставить мне удовольствие – мне было очень трудно понять. Или здесь было что-то ещё? Как очень скоро выяснилось, очень даже было…

Мне действительно очень нравилось созерцать её мучения. Чувствовать её боль. При этом и зная разумом, и чувствуя, что все это ей самой очень и очень нравится. Несмотря на сильнейшую боль. Или благодаря этой боли?

Она быстро, нашла гречку (благо особо искать было и не нужно), взяла газету (MoscowTimes– не что-нибудь!) и вернулась в спальню. Аккуратно разложила газету на полу, морщась от почти нестерпимой боли, насыпала гречку тонким слоем (так больнее стоять). Встала на колени, разведя ноги в стороны (чтобы я видел её всю). Завела руки за голову…

Она выстояла так шестнадцать минут. Для первого раза просто невероятно. Но выстояла. Потом начала заваливаться. Я подошел к ней, взял за волосы и медленно, не торопясь, наслаждаясь ее болью, снял с неё прищепки. Минуты четыре, наверное, снимал. Если не больше. Потом поднял с колен (сама встать она уже не могла).

Отвел к кровати, уложил на бок, аккуратно смазал и спину и… другую сторону ее тела специальной мазью, которую мне регулярно возили из Канады. Анальгетик и противотравматическая в одном флаконе. Боль снимает почти мгновенно; а синяки – даже самые жуткие – проходят максимум через пять дней.

Виолетта повернулась на спину и долго лежала, приходя в себя. Потом приподнялась, оперлась на изящный локоток, повернулась ко мне.

«А ведь правду говорят» - неожиданно мелодичным голосом протянула она, «телу страдание – душе очищение…»

«Тебе лучше?» - с надеждой спросил я.

«Ты знаешь, да» - с довольной и какой-то… лучистой улыбкой ответила Летта. «И намного. Нет, никакого пресловутого спейса у меня не было… просто было очень больно. Очень. А потом, когда все закончилось… мне стало так хорошо. Так тепло, спокойно, уютно. Спасибо тебе…»

Она не без труда встала с постели, подошла ко мне, обняла за шею.

«Знаешь, это, наверное, как катарсис… Все ушло. Одиночество, страх, депрессия, боль душевная… Ничего больше нет. И только и исключительно благодаря тебе…»

Странно, но на меня эта её благодарность не произвела ровным счетом никакого впечатления. Ибо я давным-давно уже ничего не чувствовал. Совсем ничего. Я был… наверное, как хороший автомат. Очень хороший автомат. Робот. По построению стоимостных моделей, написанию инвестиционных меморандумов, стратегическому управленческому консалтингу. И решению невозможных задач. Как, например, математической модели информационного общества. Которую я уже почти закончил.

Ну, и красивому романтическому ухаживанию. Доведению женщины до оргазма. А теперь – и до тематического удовлетворения. Расту, блин. Развиваюсь. Психотерапии (не хуже профи, как выяснилось). Энерготерапии. Ну, и алготерапии, как выяснилось. Лечении болью, то есть. Сексотерапии… да нет, пожалуй, это не совсем ко мне. Или совсем не ко мне. Хотя под моими руками кончают очень даже неплохо. Но не все. Совсем не все. В общем, ладно.

«Не выгоняй меня, пожалуйста…» - тихо попросила она.

«Почему ты решила, что я тебя собираюсь выгнать?» - удивился я.

«Ну не знаю» - пожала плечами Виолетта. «Навязалась тебе, улеглась в твою постель, напросилась на сессию… Теперь вот остаться хочу… А у тебя, может быть, совсем другие планы…»

«Да нет у меня никаких планов» - поспешил успокоить её я. «Я сам не хочу, чтобы ты уходила»

«Правда?» - с нескрываемой радостью спросила она. Ну и комплекс же у неё…

«Правда». Это действительно было чистейшей правдой. Обратно в ужас и пустоту одиночества? Нет уж, благодарю покорно…

«Тебе понравилось?» - осторожно и с каким-то даже беспокойством в голосе спросила она.

«Пороть и мучить тебя?»

«Да» - тихо произнесла она.

«Понравилось» - честно признался я. «Очень»

«Я очень рада» - улыбнулась Летта.

Это тоже была правда. Ну, почти правда. Слово «очень» тут было лишним. Явно лишним. Мне просто понравилось. Ибо на чистую ваниль я уже давно не реагировал никак. Просто никак. Чисто ванильные женщины и отношения для меня уже давно не существовали. Вообще. Ибо мои психологические и духовные проблемы зашли настолько далеко, что я мог хоть что-то почувствовать только в тематическом экстриме.

Но это было далеко не самое страшное. Гораздо страшнее было то, что были… скажем так, фантазии и энергии, которые мне нравились действительно очень и очень. В чистой ванили я был мертв. В Теме – полужив. По-настоящему я жил – мог жить, а не существовать – только в совсем иных мирах. И энергиях. Причем уже давно.

Войны и смерти. Демянского котла и берлинского неба. Дивизии «Тотенкомпф» и ягдгешвадера «Стражей небес». В компании Вальтера Новотны и Рейнгарда Гейдриха. В фельдграу штурмбанфюрера СС и небесно-голубой форме майора люфтваффе. В кабине «Густава» и в кузове Sd Kfz 251. Штатного бронетранспортера «Ханомаг», то есть. За штурвалом Bf-109G-6 и за пулеметом MG-34. Бесстрашно идя на «Браунинги» В-17 и на ураганный огонь 34-й ударной армии РККА…

И никакая Виолетта не могла мне помочь ничем. Даже если бы пыталась. Даже если бы знала, что на самом деле происходит внутри меня. Но она не знала. И потому… пыталась, конечно. Но неумело и, увы, неэффективно.

«Ты хочешь узнать, откуда у меня это?» - по-прежнему очень тихо спросила она.

«Тема?»

«Да»

«Конечно, хочу» - улыбнулся я. «Мне же нужно знать…»

«Чтобы меня удовлетворять?» - спросила она. На удивление обычным голосом.

«Да»

«А себя?» - неожиданно резко спросила она. «Ты вообще о себе когда-нибудь думаешь?»

Я молчал. Что я мог ей сказать? Что я хочу уйти в прошлое? В апрель 1942-го в Демянск? Или в тот же апрель, только 1944-го? Чтобы умереть – да-да, именно умереть – либо выводя боевых товарищей из смертельного котла, либо спасая стариков, женщин и детей от фугасок 8-й воздушной армии США? Что меня с этим миром духовно не связывает практически ничего, а с тем миром – почти всё? Что я с радостью и не секунды не думая, обменял бы свои сорок три на двадцать четыре майора Новотны или на тридцать два – штурмбанфюрера СС Рудольфа Эрлиха? Что?

«Что я могу для тебя сделать?» - с мольбой в голосе спросила она. «Что? Только скажи – я сделаю все. Все, что ты захочешь»

Я знал, что сделает. Проблема была в том, что она не могла сделать то, что я хотел больше всего на свете. Этого не мог сделать даже сам Господь. Даже Ему не под силу отправить меня в прошлое. Мне было бы гораздо легче, если бы Виолетта оказалась законченной стервой и дрянью (встречались такие на моём жизненном пути). Получив от меня что ей так хотелось, вильнула бы своим рыжим хвостом… ну, или какой там у неё сейчас цвет волос… и ушла. К тому, кто лучше меня трахается, темачится и так далее (никаких иллюзий относительно своих возможностей и там, и там я не питал). Это не информационные технологии, где равных мне нет и не предвидится.

Но она не уйдет. Такие не уходят. Такие будут выхаживать меня даже если я превращусь в полную развалину (что я делать вовсе не собирался). Пожертвуют чем угодно, но будут рядом. Всегда. Или, по крайней мере, пока будут чувствовать свою нужность. Такие не выбирают партнера в супермаркете. Такие… в общем, раз дав клятву перед алтарем, будут верны ей до гроба. Ибо они – настоящие. От таких не скроешься… Даже в Демянск. Тем более, в Демянск.

«Я узнаю» - твердо пообещала она. «Выясню. Пойму. И сделаю то, что нужно тебе. Чего бы мне это не стоило»

«Ладно» - сказал я. «Не будем говорить обо мне…»

«Будем» - жестко сказала она. «Прямо сейчас. Ну-ка вылезай… не знаю, куда ты там забрался и где спрятался, но вылезай. Не вылезешь сам – вытащу. Силой вытащу. За твой львиный хвост. А это побольнее порки и прищепок будет…»

«В Демянске» - глухо ответил я. «Я прячусь от тебя в Демянске»

«Где?»

«В Демянском котле. В апреле 1942-го…»

И тут меня словно прорвало. Я рассказал ей все. Про психологический террор родителей. Про убийственный диагноз в 21 год. Про предательство всех и вся. Про первую жену, которая бросила меня умирать. Про двадцатилетнюю борьбу со смертью и безумием. Про Призраков. Про Яноша Флеша и Рейнгарда Гейдриха. Про Тотенкомпф и JG 55. Про безразличие (в лучшем случае) и двойное предательство Бога. Про трондов и Голгофу. Про ретранслятор. Про детонаторы. Про гонку со смертью.

Про безудержную эйфорию и жуткие глубины депрессии. Про суицидальный синдром длиной в пятнадцать лет. Про микроинсульт. Про паралич дыхания. Про полное одиночество перед лицом смерти. Про жуткую цену любой ошибки; про необходимость совершать невозможное каждый день, чтобы элементарно выжить. И так двадцать лет подряд.

Про МИФИ и UTA; про инвестиционный банк и информационные модели. Про статьи и книги. Про разинутые рты профессиональных психиатров – «тебя надо на нашей кафедре показывать – чтобы знали, что чудеса случаются – даже такие». Про перепрограммирование подсознания. Про спасенные жизни и души. Про сына спасенной мной женщины, названного моим именем. Всё.

Она слушала очень внимательно (юрист все-таки – положение обязывает).

«М-да» - протянула она. «А я-то думала, что это у меня проблемы… И что я тут героиня»

И тут же неожиданно… хотя почему неожиданно?

«У тебя есть что-нибудь выпить?»

«10-летний Bushmills устроит?»

«Вполне»

Я принес початую бутылку драгоценного нектара. Ну неравнодушен я к виски, особенно к ирландскому...

Виолетта налила в стакан грамм около ста (как минимум). Выпила залпом. О закуске не было и речи. Irishstyle, однако…

«Ты ходишь по краю пропасти» - спокойно и даже как-то бесстрастно начала она. «Вот уже.. двадцать лет?»

Я кивнул

«Периодически свешиваясь над ее краем. И никто – да-да, именно никто – даже и не пытался тебя удержать. По крайней мере, до меня»

«У тебя и без меня проблем хватает. Одни родители…»

«И поэтому я должна тебя бросить?» - усмехнулась она. «Ты всерьез так считаешь? Ты считаешь, что узнав о твоих проблемах, я развернусь и пойду искать беспроблемного верхнего? Ты в своем уме?»

Я пожал плечами. «Я привык…»

«Что всем на тебя наплевать?»

«Ну да»

«Тяжелый случай» - она налила себе еще грамм сто… пятьдесят, наверное. Выпила таким же залпом. Так она и знаменитую Кэтрин Зету-Джонс перепьет. И вообще кого угодно…

«Я не знаю, как тебе помочь» - глухо произнесла она. «Пока, по крайней мере. Я знаю только одно – пока я жива, я буду тебя держать, чтобы не позволить тебе свалиться в пропасть…»

«В квадрат. В черный квадрат»

«Неважно. За рубашку, за руку, за кончики пальцев, даже за волосы… как угодно. Пока могу – буду держать. Я просто не могу иначе»

Я знал, что будет держать. И знал, что не удержит. Слишком далеко все зашло. Спасибо любящему и заботливому Всевышнему. Любящий Отец, блин. С таким Богом никакого дьявола не надо. И без того тошно.

«А знаешь» - невесело усмехнулась она, «как ни странно, моя… история и мои потребности могут тебе очень сильно помочь. Стабилизировать на какое-то время, по крайней мере»

«Я весь внимание…»

«Я тебе уже говорила, что у меня был очень доминирующий муж. Причем такой… православнутый. Жена да убоится мужа и все такое…»

Я кивнул. Очень распространенный персонаж. К сожалению. Наблюдать таких комфортно только через прицел моего компакта. Глока-26, то есть.

«Ну так вот, когда с моими родителями… в общем, когда их здоровье рухнуло, а мой благоверный запил, у меня не осталось никакого иного выхода, кроме как с ним развестись быстренько – благо я юрист все-таки – и открыть свое дело. Которое процветает»

«Не сомневаюсь»

Она пропустила комплимент мимо ушей.

«Проблема в том, что у меня сильнейшие внутренние сшибки…»

«То есть?»

«Все мои подчиненные - мужчины» - улыбнулась она. «А в моем бизнесе, как ты понимаешь…»

«Нужно быть очень жестким руководителем?»

«Очень»

«А тебе в голову намертво вбили, что жена да убоится мужа. В широком смысле – женщина мужчину»

Она кивнула.

«И у тебя просто колоссальное чувство вины…»

«Да». Она села на кровать и обхватила голову руками.

«Которое можно снять только истязаниями и унижениями? Типа регулярной епитимьи?»

Она снова кивнула

«Ты понимаешь, что это тупик? Хуже – такая же пропасть, как у меня…»

«Понимаю»

«И у кого тут больше покалечена психика?»

«Двое нас»

«Да уж»

«Я тебя вылечу»

«Я знаю. А я тебя – не смогу»

«Я знаю»

«Я себя ненавижу»

«Не того ненавидишь. Ты не виновата в том, что не можешь решить невозможную задачу»

«Ты вылечишь меня… и сделаешь еще один шаг к пропасти»

Я кивнул

«А я даже не смогу тебе помочь. Ибо вылеченная я уйду в ваниль. Совсем. И стану тебе абсолютно не нужной»

«Зато спасешь свою жизнь. И свою душу»

«Я Его ненавижу»

«Это уже ближе к истине»

«Этот мир точно создал Дьявол»

«Нет. К счастью или к сожалению, но нет»

«И что нам делать?»

«Лечить тебя»

«А тебя кто вылечит?»

Я пожал плечами.

«Это вопрос наверх. Можешь за меня помолиться. Хотя я не уверен, что это поможет. Я уже давно не молюсь. Другие у меня с ними разговоры»

Я её вылечил. У меня ушло на это удивительно немного времени. Четыре месяца и одна неделя. Потом я уехал на месяц в Австрию. Когда я вернулся, она была уже помолвлена. Через два месяца она вышла замуж. За просто идеального – и абсолютно ванильного – предпринимателя всего на три года её старше. Через год она родила дочь. Роды прошли очень легко – без каких-либо осложнений. Дочь назвали Анной. О Теме она никогда больше даже не вспоминала.

Мне же осталась компания Призраков. И шаги. Все более четкие, явственные и громкие.

Шаги Аластора.