bdsmion

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

От машины Кира шла на подгибающихся ногах, волнение и страх будто выдавили воздух из её лёгких, в желудке мерзким склизлым желе будто дрожала медуза. Перед входом в ресторан Кира подняла глаза на своего Господина, чтобы укрепить свою решимость, Он улыбался лукаво, игриво и ободряюще. Ноги под гипнотическим влиянием этого взгляда сами протопали в дверь, и Кира, немного оторопелая от такого своеволия конечностей, опомнилась уже за дверью, приглашающе и зазывно открытой Хозяином. Эти самые ноги готовы были выбежать обратно, как только в прихожей ресторана Господин приказал ей раздеться, но коленки почему-то стали ватными, и ногам пришлось остановиться. И вот её собственные руки, околдованные Его голосом, стали снимать с неё жакетик, платье, часы, бельё…. Они бы и чулки сняли, и пояс, и серьги, и кулон, а ноги, за компанию с руками, готовы были её разуть, но Его команда «Это оставь» остановила стриптиз.
Кира стояла перед Господином голая, остро ощущая свою обнажённость именно потому, что Он велел ей раздеться не до конца. Горячая волна стыда и смущения окатила её кипятком, ноги и руки героически порывались прикрыть всё самое красивое, но бессильно пали под взглядом Господина. Он любовался: любовался её телом, плавностью его линий, сиянием упругой кожи, а больше всего её смущением. Он улыбался улыбкой Искусителя, торжествующего от того, что Ева осознала себя нагой, и готова завернуться в фиговые листья, надолго закрепив в Эдеме и окрестностях сей фешн-тренд. Это любование, восхищение и одобрение в Его взгляде погасили пожар смущения и осушили готовые брызнуть из глаз слёзы, и Кира даже нашла в себе силы улыбнуться в ответ на Его улыбку.
«Хорошая девочка, - произнёс Повелитель, - послушная и красивая. Только ты кое-что забыла одеть». Он протягивал ей ошейник. Её ошейник. Тот самый, который она носила только при Нём, когда они оставались наедине. А тут ей нужно одеть его здесь. Здесь! ЗДЕСЬ!!! Ноги не знали куда им бежать, а память услужливо подсказывала маршрут «провалиться под землю», и тут же, коварная, напоминала об удовольствии от надевания ошейника. В ответ на сладостное воспоминание телом прошла волна от шеи к груди, прокатилась к животу, вспугивая желудочных бабочек, к ногам, и эхом отразилась во взгляде. Господин, наблюдая эту борьбу чувств в её глазах, читая её по выражению лица, откровенно забавлялся – Он знал какое из её желаний победит. Ноги сами подошли, сами согнулись в коленях, шея сама покорно склонилась, подставляя себя кожаным объятьям. Кира ощутила прикосновение твёрдого и одновременно такого нежного ремня, касание Его рук, когда Господин застёгивал пряжку, по её телу нестройно топоча лапками, и щекоча её, пробежали мурашки, и чтобы приглушить готовый сорваться стон удовольствия, девушка прикусила губу. Когда она подняла глаза на Хозяина, взгляд её был немного осоловелый и одурманенный. Его бровь удивлённо и одобрительно приподнялась, а на лице снова заиграла улыбка Змия. Он обошёл Киру, окинул её взглядом, но девушка, одетая в ошейник, уже не ощущала своей голой беззащитности, и смущалась больше от того, что её Господин любуется ею так беззастенчиво и откровенно. Котёнок счастья и удовольствия в её душе удовлетворённо муркнул и приятно защекотал сердце тёплой уютностью. Когда Господин пристёгивал поводок, Кире трудно было унять участившееся дыхание – Его руки были так волнующе близко к груди, она голым животом ощущала тепло Его тела, и ей казалось, что горячая волна, обдавшая её, обожжёт Ему пальцы. «Тише-тише, киска, мы пришли сюда для гастрономических удовольствий, - улыбнулся Господин. – Успокойся, моя зверски голодная сабочка», - и отступив от Киры на шаг, повернулся, потянул за ошейник, давая знак следовать за Ним, и вошёл в зал ресторана.
Переступив порог, Кира ощутила себя Маргаритой на балу у Воланда: сдержанная, но явная роскошь убранства зала, кажущегося беспредельным из-за мягкого полумрака, несдерживаемая и явная роскошность женщин, блистающих красотой нагих тел, и великолепие статных мужчин, сидевших за столиками, ослепили её. Она шла между столиков немного деревянной, скованной походкой, бросая из-под опущенных ресниц испуганные и любопытствующие взгляды, осознание собственной обнажённости полыхало в ней пожаром, и каждый встреченный ею взгляд повышал температуру ещё на пару градусов. Её Господин, однако, шествовал меж столиков лёгким прогулочным шагом с безмятежностью человека, гуляющего в парке, нимало не смущаясь видом обнажённых мужчин и женщин, и даже бровью не повёл, и когда мимо них прошествовала барышня с багровыми следами порки на аппетитной попке, и когда они проходили мимо столика, за которым сидела компания весело болтающих женщин, одетых в корсеты, возле ног которых сидели их «питомцы» и «питомицы» в намордниках, в ошейниках и с хвостиками. «Ни дать ни взять дамы с собачками», - подумала Кира и хихикнула. Почему-то именно безмятежность её Господина, Его спокойствие и то, что окружающие мало обращают внимание на новых посетителей, расслабило девушку, и её походка стала настолько раскованной, что её Хозяин тут же уловил и отреагировал на эту перемену одобрительной улыбкой.
Они подошли к своему столику. Господин присел на единственный стул, стоявший возле столика, и скомандовал «Садись». В голове у Киры заметались мысли: «Как садись? Куда? На стул? На стол? На пол? Ему на колени?» Именно эта мысль оказалась спасительной. Её ноги, которые уже не впервые за этот вечер принимали правильное решение, и на этот раз не подкачали. Девушка опустилась на одно колено рядом со стулом своего Хозяина, а затем аккуратно и элегантно подобрала вторую ногу. Господин посмотрел на неё одобрительно и с улыбкой. «Умничка, хорошая девочка», - произнёс Он и погладил Киру по волосам, затем провёл ладонью по щеке, погладил большим пальцем, и, приподняв за подбородок, заглянул в глаза. От ресниц до ресниц в её глазах блестела, сверкала и переливалась её радость от Его похвалы, от Его ласки, от того что Он был доволен.
К их столику подошла миловидная официантка. Девушка, голая, одетая только в кружевной передничек и с кружевной наколкой. Её наряд живо напомнил Кире булгаковскую Геллу, правда, на шее у неё не видно было багрового шрама, но ошейник производил такое впечатление. «Добрый вечер», - сладко проворковала девица, - «Рада приветствовать вас в ресторане «Пальчики оближешь». Меня зовут Элла, и я буду вас обслуживать. Смею надеяться, вам у нас понравится», - она улыбнулась игриво и обещающе. Кира замерла, ожидая услышать какие яства закажет её Владыка в этом ресторане, но против её ожидания Господин произнёс: «Я хочу заказать одно из верхних помещений и выбрать желательное оборудование», - Его голос стал воркующим, слегка рокочущим, похожим на довольное сытое урчание хищника. У Киры от такого звучания голоса Хозяина по телу будто прошла искрящаяся электрическая волна, собралась горячим вихрем внизу живота и снова, уже слабея, растеклась, рассыпалась искрами по груди, бёдрам, рукам до самых кончиков пальцев. «Ужин закажет моя саба», - продолжил он всё тем же урчаще-воркующим голосом. Он снова взял Киру за подбородок, посмотрел ей в глаза и сказал: «Закажи то, что, по-твоему, мне понравится. И постарайся не ошибиться». «Слушаюсь, Господин» - ответила Кира и покорно опустила глаза долу.
Он встал и вышел, а Кира воззрилась на стоящую рядом в выжидательной позе официантку. «Заказать… О Господи, что заказать? То, что Ему понравится! А что ему нравится? Он говорил, говорил мне, что он любит. Он любит мясо! Нет, кажется не мясо… Боже, я же помнила! Забыла, я забыла, любит Он рыбу или нет! Она смотрит на меня! Смотрит, а я голая и в ошейнике! И на коленях! Но она тоже голая и в ошейнике. Не о том, не о том я сейчас думаю!!! Может пока спросить меню?» Мысли в голове у Киры панически метались, она вдохнула, набрала в грудь побольше воздуха, и на одном дыхании произнесла: «Можно мне меню, пожалуйста. И расскажите про фирменные блюда».
Официанточка Элла улыбнулась ей профессиональной улыбкой вежливости и протянула Кире меню. «У нас богатейший выбор блюд и закусок. Могу рекомендовать Вам…» в этот момент она заметила испуг в глазах гостьи, и правильно интерпретировав его, тут же исправилась «Имею в виду тебе с твоим Господином, наши фирменные блюда.
- «Сочный Порки». Свиная отбивная средней прожарки, подаётся с соусом из ежевики и ягод можжевельника. Бесподобно вкусно, прямо таки до слёз.
- Филе-мион в беконе, со спаржей и грибами. Очень интересное блюдо с незабываемым вкусом, игривое и приятное.
- Утка томлёная в мандариновой карамели, с диким рисом и брокколи. Блюдо для избалованных лакомок.
- «Стон удовольствия». Лосось конфи на салате из фенхеля с клюквой и апельсинами. Так вкусно, что некоторых боттомов даже не нужно заставлять вылизывать тарелку.
- «Порадуй Господина». Дорадо под соусом из белого масла с розмарином и укропом. Это блюдо сабы охотно и даже с восторгом едят с пола или хозяйской обуви. Ну а Господа просто радуются.
- И наконец, «Сладкий конец…простите, тунец», - официанточка смущённо покраснела, но улыбнулась хитро и мечтательно. Кира, глядя на неё, покраснела тоже и помимо воли облизнулась, а затем покраснела ещё гуще, поймав себя на том, что облизывается не от того, что представила вкус перечисленных блюд.
Кире захотелось, чтобы официантка, ставшая свидетельницей её смущения, поскорее ушла, и поэтому она поспешила сделать заказ. Принесите, пожалуйста, коктейль…. «Мазохито», на закуску паштет «Северин», порцию «Порадуй господина», а на десерт сабайон «Сладкая сабочка».
Элла кивнула, принимая заказ, и удалилась, оставив Киру одну возле столика. Когда она ушла, Кира внезапно ощутила и облегчение, и страх. Она стояла возле столика почти голой на коленях и в ошейнике с поводком, в ресторане, полном людей. Ей внезапно захотелось окликнуть официантку, чтобы не стоять, не быть здесь одной, но вспомнив, в каком она виде, Кира отогнала эту мысль. Осознавая собственную обнажённость, девушка позабыла о том, что и некоторые другие посетители тоже были голыми. Ей захотелось сорвать со стола скатерть и завернуться в неё. Или залезть под стол. Что угодно, лишь бы спрятаться, скрыться, стать невидимой для других. «Да, сорви я эту скатерть, она стала бы скатертью-ободранкой. Хорошая получилась бы картина: скатерть-ободранка, а под нею – голодранка». От этой мысли Кире захотелось скулить, и собачий этот порыв едва не спровоцировал её на то чтобы заползти под стол и уже там дожидаться Господина. Подумав о Нём, девушка одёрнула себя «Он велел стоять на коленях и ждать Его. Я буду стоять и ждать». Она выпрямилась и расправила плечи, и, подняв глаза, увидела, что Он вошёл в зал и направляется к их столику. Слёзы радости и облегчения помимо воли брызнули из её глаз, она улыбалась Господину улыбкой потерянного ребёнка, который нашёл родителей. Перехватив её взгляд, Хозяин немного ускорил шаг, а когда подошёл к столику, не помнящая себя от радости Кира, схватила Его руку, и осыпала её благодарными поцелуями и залила слезами.
«Ну-ну, чего ты?» - увещевал Господин, поглаживая её затылок. Присутствие Господина успокоило Киру, и она перестала всхлипывать. Почувствовав, что настроение девушки изменилось, Он перестал её гладить, запустил пальцы ей в волосы, собрал их в кулак и, запрокинув ей голову, посмотрел в заплаканное лицо. Выражение потерянности и беспомощности, которое встретило Его, когда Он вошёл в зал, сменилось на улыбающуюся моську довольной кошки, ожидающей лакомства. Он рассмеялся «Эх ты, блудливая кошка, битая шкура», вынул из кармана носовой платок и стал промакивать размазанные по лицу слёзы и вытирать шмыгающий нос. Кира, утешенная вниманием Хозяина, его нежностью и заботой, улыбалась счастливо и солнечно, она и в самом деле стала похожа на довольную кошку, которую гладят по шёрстке.
Господин присел на стул, взял со стола салфетку и постелил её на колени. К столику подошла официантка, неся на подносе высокий запотевший бокал с напитком, поставила его на стол, и, встретив взгляд посетителя, любезно и услужливо поинтересовалась «Господин желает что-нибудь ещё?» «Да, Элла. Принесите даме набор номер четыре, будьте добры». Официантка кивнула и удалилась. Кира поначалу насторожилась и бросила на Господина вопрошающий взгляд, но выражение Его лица было таким умиротворённым, таким благодушным и спокойным, что первоначальный мелкий страх, мышкой высунувший нос, превратился в дразнящее любопытство.
Хозяин потягивал коктейль, и Кира по Его улыбке поняла, что не ошиблась, выбрав именно этот. Господин, потрепал её по волосам «Угадала, мурлыка. Умничка». От Его похвалы Кире и правда хотелось мурлыкать, хотелось благодарно целовать Его руку, обнимать Его ноги и умирать от блаженства, потому что Он доволен. От Его прикосновения, от Его ласки в ней феерверчило счастье, искрилось улыбкой, и лучилось, переливалось в глазах сияющими искрами.
Вернулась официантка с подносом в руках. На подносе лежала небольшая плоская подушечка и чёрная маска. «Вы позволите?», - спросила Элла у Господина. «Конечно», - кивнул Он, а затем обратился к Кире. «Встань, коленки, небось, ноют уже». Кира растерялась, она не знала кивнуть или отрицательно покачать головой. Колени и правда уже начинали давать знать, но это была приятная боль, даже и не боль ещё, а только полунамёк на неё, голова уже слегка кружилась, и в животе разливалось приятно щекочущее тепло. Девушке хотелось продлить это ощущение, ей не хотелось показаться избалованной неженкой, но она понимала, что ужинать они будут долго и то, что сейчас разливается по телу приятной истомой, перестояв, обернётся мучительной ломотой. Кира поднялась, опираясь на поданную Господином руку, смотрела на Него благодарным взглядом. Официантка поставила поднос на стол, взяла с него подушечку, склонилась и уложила её на то место, где секунду назад стояла на коленях Кира. Господин взглядом указал на подушечку, и Кира снова опустилась на колени. Опускаясь на бархат подушечки, голая, одетая только в чулки и ошейник, она ощущала себя Царицей Савской, садящейся на соломонов трон. Её глаза, полные благодарности и счастья встретились с взглядом Господина, в Его взгляде она встретила молчаливое одобрение и согласие. Кира взяла Его руку своими изящными ладошками, поднесла к губам, нежно и трепетно, дрожащими губами поцеловала и неохотно, очень неохотно отпустила. Господин взял с подноса маску и скомандовал: «Повернись». Кира повернулась затылком к своему Хозяину и зажмурилась. Её обволокла бархатная темнота, маска приятно коснулась лица, а Его руки, снова коснулись волос Киры, поправляя подпорченную одеванием причёску.
«Благодарю». Этой фразой Господин отпустил официантку. Кира не видела, как та ушла, только почувствовала движение воздуха рядом с собой, когда теперь уже невидимая Элла, убирала со стола поднос. «Как ты себя чувствуешь?», - спросил Господин. – «Не страшно?» Кира улыбнулась: «Нет. Очень необычно. И любопытно. И приятно». Она говорила отрывисто, по одной выдавая эмоции, наполняющие её. Мрак, облекший Киру бархатом повязки, укрывший от неё зал ресторана, её Господина и даже собственное тело, будто сделал её невидимой, девушка перестала чувствовать себя обнажённой, она будто оделась в тёплую черноту, перестала ощущать стыд и смущение. Кира стояла, замерев, но в её позе не было выжидательной насторожённости, она стала неподвижно созерцательна, будто слушая едва различимую далёкую, слышную пока только ей одной, песню. Чувства девушки постепенно обострились, она отчётливее улавливала запах одеколона своего Хозяина, аромат мяты и лайма в Его коктейле, отчётливей стали слышны звуки в зале ресторана – говор за соседними столиками, звон посуды, шаги снующих официантов, она даже стала улавливать слабое едва ощутимое движение воздуха, обозначающее перемещение персонала ресторана. В какой-то момент, прислушавшись к чувствам, Кира смогла почувствовать улыбку Господина, не пропустившего мимо внимания тонкой перемены, произошедшей в ней, и улыбнулась в ответ, каким-то чутьём уловила, что Он улыбнулся ещё шире и едва сдерживает смех, настолько Его забавляет наблюдение за её ощущениями, не смогла сдержаться и слегка хихикнула, услышала ответный приглушённый смешок, отразившийся от её коротенького хихиканья, и, не удержавшись, прыснула смехом, тут же смутилась, покраснела и прикрыла ладошкой рот, чтобы удержать в нём вырывающийся хохот. «Простите, Господин. Это всё так странно и так… забавно», - сказала она тоном ни мало не подразумевающим, что она и в самом деле сожалеет. «Да, действительно забавно» подтвердил Он, но у Киры возникло чувство, что их забавляют разные вещи.
К столику подошла официантка, принесла закуску. Кира уловила запах принесённого блюда и сглотнула. Она замерла в ожидании, когда же Господин попробует, чтобы понять, ей казалось, что каждый удар её сердца видно по ритмичной пульсации в груди, совсем как в дурацких мультиках. Девушка услышала едва уловимый звон вилки о тарелку, когда Господин отломил первый кусочек паштета, она напряжённо вслушивалась, пытаясь в окружающих её звуках уловить хоть какой-нибудь признак того, что сейчас ощущает её Хозяин. «Хм, весьма недурственно», - произнёс Он, и в Его голосе девушка услышала такие желанные, такие ожидаемые нотки удовольствия и одобрения. Её лицо, скрытое за бархатной полумаской, озарилось лучезарной улыбкой, Кира едва сдержалась от того чтобы не встать на четвереньки и по-кошачьи потереться о господские ноги, благодарно, счастливо и выжидательно. «Открой рот», - скомандовал Господин, Кира с готовностью выполнила команду и даже слегка высунула язык, готовясь принять угощение. Господин взял Киру за подбородок, зафиксировав положение её головы, девушка почувствовала холодное и твёрдое прикосновение вилки к языку и сомкнула губы. Вилка выскользнула изо рта, оставив в нём кусочек ароматной массы. Кира покатала её на языке. Масса была маслянистой, сочной, чуть зернистой, словно груша, и приятной. Кира уловила горьковатый вкус печёнки и сладкую сочность инжира, аромат лука, эстрагона и … да, немножко портвейна. Она не стала угадывать, что в паштете было ещё – ей было просто вкусно. Кира проглотила паштет и облизнулась. Она не видела этого, но ощущала улыбку Господина, который забавлялся выражением её лица, её удовольствием, её облизыванием, её неслышным мурлыканьем и её ожиданием продолжения банкета.
“Хочешь ещё?” - спросил Хозяин. Кира закивала радостно и нетерпеливо. Она была в восторге от того, что её Господин был рядом с ней, что Он развлекается, что Ему весело, что Он забавляется и кормит её с рук. Она не чувствовала уже стыда от того, что голой стоит на коленях посреди ресторана - смутное понимание этого обстоятельства скорее доставляло ей хулиганское удовольствие и придавало ребячливости и озорства. Она с готовностью открыла рот и высунула язычок. Кира почувствовала, как языка коснулось что-то мягкое, пористое и упругое, слегка пахнущее орехами. Она сомкнула зубы, откусила кусочек и стала жевать. Паштет, намазанный на хлеб, оказался ещё вкусней! К солоновато-сладкому, с лёгкой горчинкой, вкусу паштета добавились кисло-сладкие ноты хлеба, мясные и пряные ароматы смешались с запахом пропечённого теста и орехов. Зубы погружались будто в сочное упругое облачко, хотелось катать эту массу на языке, снова и снова, чтобы упиваться, наслаждаться этим вкусом. Кира проглотила паштет и от удовольствия тихо застонала. Она снова почувствовала возле своих губ поднесённое кушанье, открыла рот и откусила кусочек. Она ела с аппетитом, наслаждаясь игрой вкусов, игрой со своим Хозяином, игрой чувств и ощущений, снова и снова погружая зубки в поднесённый ко рту кусочек, она окуналась в удовольствие.
Когда рука Господина в очередной раз поднесла ко рту девушки соблазнительно пахнущую вкусность, Кира потянулась к ней губами, но рука, дразня Киру, отдёрнулась и девушка куснула только воздух. Кира рассмеялась и стала вслепую ловить ртом такое желаемое лакомство. Она хихикала и тихонько урчала, пытаясь поймать беглеца, её зубки тихонько щёлкали, кусая воздух, а жадно высовывающийся язычок возвращался в рот ни с чем. Кира азартно ловила ртом дразнящийся кусочек, как внезапно её зубки сомкнулись на чём-то твёрдом и упругом, и девушка с ужасом поняла что это. Она куснула Господина за пальцы! Она цапнула Его зубами! Она сделала Ему больно! Испуг пронзил её холодом, окатил горячей лавиной, вздыбил каждый волосок на теле и проступил холодной липкостью пота между лопаток. Руки метнулись к полумаске, чтобы сорвать с лица коварную тьму, и на долю секунды замерли в нерешительности, не зная, можно ли снять повязку. “Чёрт!” - услышала она сверху Его приглушённый возглас и следом за ним смешок. Кира повернула голову в сторону Господина и, подняв побледневшее лицо, едва слышно прошептала “Простите, простите меня, пожалуйста”. Ком в горле мешал произнести это громко, ужас произошедшего парализовал Киру, ей не хватало воздуха в лёгких, не было сил даже на то чтобы шевельнуться. “Всё в порядке, это не твоя вина” - услышала девушка успокаивающий голос Хозяина, - “Всё хорошо. Я знаю, что ты не нарочно”. Кира сглотнула. Страх и и вина, сжимавшие её сердце, стали понемногу отпускать, паралич от испуга прошёл, слёзы облегчения брызнули из глаз и потекли бы по щекам, но мешала повязка. “Тише, тише, лапочка. Тшшшшш”, - Господин успокаивающе погладил девушку по голове, провёл пальцами по щеке. У Киры защемило сердце от мысли, что это те самые пальцы, которые она минуту назад так неосторожно укусила. “Хочешь ещё кусочек?” - поинтересовался Господин. Кира на секунду задумалась, прислушиваясь к тому, чего она хочет, и кивнула. Девушка снова с готовностью открыла рот и высунула язык, ожидая очередной порции. Она почувствовала касание душистого хлебом языка и прикосновение пальцев Хозяина к губам. Прикусывая кусочек, она лишь на мгновение губами прижалась к кормящим её пальцам. Этим мимолётным поцелуем она выражала и пронзительную нежность, и признательность за Его доверие, и просила прощения, и благодарила за него.
Когда они закончили с закуской, к их столику подошла официантка, и по тихому звону посуды Кира догадалась, что им принеси следующее блюдо. До неё донёсся запах рыбы и сливочный аромат соуса с травами. Девушка с затаённой улыбкой ждала, когда её Владыка попробует кушанье. Кира услышала Его вздох, представила как Он, слегка наклонившись над тарелкой, вдыхает аромат, любуется подачей и предвкушает удовольствие. “Хочешь попробовать это?” - спросил Господин у Киры. По Его голосу девушка поняла, что что-то не так, что Он чем-то недоволен и пытается скрыть своё разочарование за вежливой учтивостью. Кира кивнула и с готовностью приоткрыла рот. Господин положил ей на язык угощение. Блюдо оказалось бесподобно вкусным: нежное филе рыбы было пропитано сливочным соусом и пряным, слегка островатым ароматом розмарина и укропа, оно просто рассыпалось во рту, играло богатством вкуса, ласкало язык и таяло, даря блаженное чувство удовольствия. “Тебе вкусно?” - поинтересовался Хозяин у Киры. Она кивнула. Что-то в Его голосе было такое, от чего шея одеревенела, а тело замерло в выжидательном напряжении. “А я и пробовать не стану. Терпеть не могу рыбу под каким соусом её ни подай”. Кира похолодела от этих слов. Конечно, Хозяин говорил ей, что не любит рыбу, и предпочитает мясо, а она с перепугу перепутала. Вина свинцовой тяжестью придавила Киру, досада на саму себя больно кольнула сердце, как можно быть такой невнимательной, такой рассеянной. В животе противным узлом скрутилось что-то гадкое, Опустив голову, она пересохшими губами шептала “Простите меня, Господин. Простите, я виновата”. Хозяин тяжело вздохнул, Его дыхание лёгкой прохладой скользнуло по плечу девушки. “Я немного разочарован”, - в тихом голосе Господина совсем не слышалось гнева, в нём была скорее грусть и лёгкая раздражённость. Он взял её за подбородок, сдвинул полумаску девушке на лоб и заглянул ей в глаза. Кира прятала виноватый взгляд, не смея поднять глаза, посмотреть Господину в лицо. Когда их взгляды встретились, девушка уже не могла отвести своих глаз от Его - в них, как и в голосе, не было гнева - только нежный укор. “Меня огорчает не только то, что ты растерялась и стала невнимательна. Я разочарован тем, что ты ещё так мало чувствуешь меня и понимаешь мои вкусы”. “Простите”, - прошептала Кира, снова склонив голову, - “Я хочу понимать Вас, угождать Вам, хочу, чтобы Вам было хорошо”. Господин погладил Киру по склонённой голове, нежно провёл по волосам, - “Ты хорошая девочка”. Он снял с головы Киры маску, положил её на стол, поднялся со стула и подал девушке руку: “Пойдём. У тебя будет возможность искупить вину и закрепить в памяти мои вкусы и пристрастия”. Кира подала руку, и когда их пальцы встретились, подняла глаза и посмотрела Господину в лицо с благодарностью и надеждой.

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 30]

Еще не вечер, но солнышко уже стало клониться к западу. Впрочем, всё ещё лаская своим теплом улочки, продрогшие за зиму, фасады зданий... людей.
Совсем скоро "Поближе" откроет свои двери для дорогих гостей. Совсем скоро его залы оживут и наполнятся светом и разношёрстной публикой... разговорами, смехом, музыкой. А пока... в тихом уютном сумраке его стен одиноко звучит фортепиано. Это блюз...

Виктория сидела в кабинете и мельком просматривала работы студентов, отпивая горячий ароматный чай из кружки. Последняя пара в ее расписании только-только закончилась, но домой идти не хотелось: однообразные бытовые заботы, повторяющиеся изо дня в день, уже успели ей наскучить, так почему бы и не задержаться на некоторое время, с головой окунувшись в любимую работу. Да, вот с чем — с чем, а с работой Виктории однозначно повезло: преподавать в школе она мечтала еще будучи подростком. Прошло время, за порогом остались и школьные будни, и насыщенные студенческие годы, а желание не исчезло. Только вот мысли о том, что порой дети бывают такими язвительно-беспощадными, что справиться с ними первое время будет непросто, не давали ей покоя. Конечно, все наладится со временем: и с коллегами найдет общий язык, и с детьми — подходящий способ общения — в этом женщина не сомневалась, но как бы там ни было, а для того, чтобы войти в колею, должно пройти время. А с ним и нервы. И Виктория решилась. Три года аспирантуры пролетели словно один день. Хотя это сейчас так кажется, тогда же почти каждый день был нагружен с утра до вечера и тянулся как неделя. Но теперь она кандидат филологических наук и ничуть не жалеет о собственном выборе — да и право слово, о чем тут можно жалеть? Пары 4 дня в неделю да еще и по тому предмету, что нравится аж со школы, студенты — взрослые интересные люди — не работа, а одно удовольствие! Да и что греха таить, повезло ей не только с работой — с Димой было так хорошо, как ни с кем больше. Душа отдыхала в присутствии него. Заботливый, понимающий, любящий — чудо, а не муж. Просто бывают такие моменты, когда, казалось бы, все хорошо, а чего-то не хватает… Того, что как-то взбодрит повседневный быт, окрасит жизнь в новые краски и подарит искрящиеся незабываемые эмоции. Виктория отлично понимала, что этим «чем-то» мог бы стать отдых на побережье Черного моря. Или не Черного. Или вообще океана. А что, бешеный рев океанских волн, с грохотом разбивающихся о камни, вживую она не слышала еще ни разу в жизни. Может же она позволить себе такое удовольствие! Только вот до вожделенного отпуска оставалось еще два с половиной месяца, а скучно было уже сейчас. Эх!
Вика перелистнула страницу и только в очередной раз потянулась за кружкой, как вдруг телефон, лежащий рядом, неожиданно завибрировал.
— Госпожа, Вы освободились? — гласило сообщение на экране.
Женщина улыбнулась и, отложив работу, быстро напечатала:
— Да. Но пока еще в институте.
Ответ не заставил себя ждать.
— Давайте я заеду за Вами примерно через полчаса. Хочу пригласить Вас в один интересный ресторан. Уверен, он Вам понравится.
«Вот что значит, когда человек понимает тебя с полумысли!» — промелькнуло у нее в голове. И Виктория тут же повеселела.
— Отличная идея. Набери, как будешь у входа.
— Договорились.

Ресторан и впрямь был любопытным и воспламенял неутомимое воображение, стоило только переступить через порог. А уж в самом зале и того пуще! Да и как можно оставаться спокойной, когда мимо тебя быстро-быстро проходят официантки в таких коротких юбочках, что с трудом скрывают все прелести! А полуобнаженные официанты, стоящие на коленях и ожидающие приказа… Сколько почтительной вежливости в их глазах! Один из них находился совсем рядом с их столиком подле девушки. Та неспеша ела десерт из прозрачной вазочки, а сама явно думала о чем-то приятном — это было видно по ее довольному взгляду и приподнятому краешку губ. Другая рука тем временем скользила по груди мужчины, попутно теребя то один, то другой сосок. Виктория обернулась. Кто-то сидел за столиком в одиночестве, явно не желая, чтобы его отвлекали. А кто-то наоборот — под гневные упреки и оскорбления, низко опустив голову, что-то послушно ел из миски. И, безусловно, все то, что Виктория сейчас видела, не было для нее новшеством, и даже то, что это происходило публично, тоже Америки не открывало, но от незнакомых мест всегда веет какой-то загадочностью и таинственностью. Хотя подруга как-то рассказывала ей про этот ресторан и даже предлагала заглянуть, но до сих пор не получалось. И вот… Наконец, Вика, решив, что так откровенно пялиться все же неприлично, обратила внимание на меню. Глаза разбегались от обилия блюд, а аппетит просыпался от одних только названий. Причем не только кулинарный.
— Что будете заказывать, Госпожа? — поинтересовался до того молчавший нижний.
— Хм… Даже не знаю… Погоди-ка… — задумчиво отвечала Виктория, пробегая взглядом по страницам.
— Все, что Вы пожелаете, будет тотчас подано.
— Все, что я пожелаю?.. — Усмехнулась. Слегка оторвалась от изучения меню. В голове мелькнула дразнящая и очень притягательная мысль, и женщина тут же захотела ее исполнить.
— Конечно, Госпожа.
— Тогда мне салат «Кротость» и филе камбалы с соусом тэрпияки. А на десерт… Закажем позже.
Дима подозвал официантку, сделал два одинаковых заказа, затем подумал и добавил еще стакан апельсинового сока. Не без интереса скользнул взглядом по стройным ножкам девушки и о чем-то задумался.
— Ты подожди меня тут, я сейчас приду, — неожиданно бросила Виктория и отошла, не дождавшись ответа.
Вопреки его мыслям, Госпожа подошла к барной стойке и обратилась к девушке, но говорили они недолго: еще не успели принести заказ, как уже вновь зацокали, приближаясь, шпильки черных лакированных туфель. Туфель, к которым он не раз припадал с поцелуями, восторженно шепча слова благодарности. Туфель, которые так властно прижимали его голову к полу, что он зажмуривался, моля только об одном, чтобы Хозяйка простила его вину и разрешила загладить ее, исправить любым способом, каким она только пожелает… Дима смотрел на свою жену, и восхищался про себя, хотя лицо по-прежнему оставалось серьезным: как же ей шла эта черная кожаная юбка в сочетании с кремовой блузкой. Такой наряд можно было бы назвать строгим, если бы не декольте чуть глубже «скромного» и не широкие рукава из легкой воздушной ткани фасона «летучая мышь».
А вот и заказанные блюда! Девушка шустро поставила на стол четыре тарелки, мисочки с соусом и стакан сока и, вежливо пожелав «Приятного аппетита!», удалилась.
«А готовят они ничего, вкусно…» — подумал мужчина, макая кусочки рыбы в соус, а вслух произнес: «Так Вы решили, что будете заказывать на десерт?»
— Да. Тебя.
Дима даже поперхнулся. — В каком смысле? Точнее… под каким соусом?
— А я не шучу. Тебя на андреевском кресте… — Виктория улыбнулась. — Я буду кормить тебя оливками. Связанного.
— О, Госпожа! — Тут же взмолился нижний. — Пожалуйста, только не это! Прошу Вас...
Но Хозяйка была неумолима. — Ешь. Я никуда не тороплюсь.

Стоит ли говорить, что аппетит сразу пропал, едва он услышал о ее желании. Нет, безусловно, нижний готов был выполнить любой приказ своей Госпожи и даже съесть банку оливок, но… боже, они же такие солоноватые, такие противные на вкус, просто бр-р-р! Мужчина не любил их с детства, да какой там — ненавидел, терпеть не мог. Банка оливок для него была в десять раз хуже манной каши для любого человека (хотя как раз к ней Дима относился как к самому обыкновенному блюду и не понимал, за что же ее все так не любят). Но разве он мог пойти против?..
Андреевский крест находился в этом же зале, на дальней от входа стене. Нижний снял рубашку (так захотела Виктория) и повесил ее на спинку стула. Медленно подошел к стене. Минута — и мужчина был обездвижен. Полуобнаженный, в одних черных брюках, беспомощный и с мольбой в глазах, он выглядел настолько сексуально, что этой картиной хотелось просто любоваться. Не отрываясь. Но женщина нашла в себе силы, вернулась к столику, где уже ждала вазочка с оливками и…

… И пытка началась.

Одну за другой Вика медленно, растягивая удовольствие, скармливала ему оливки, попутно облизывая пальцы и не забывая лакомиться сама. Уж как она их любила, и словами не передать! (Наверное точно также, как он — ненавидел.) Нижний морщился, передергивался, чуть зубами не скрипел от ужасного (по его мнению) вкуса, но терпел и покорно съедал, втайне надеясь, что, возможно, Госпожа не удержится и побольше съест сама, чтобы ему много не досталось. Но нет, от одной-двух оливок их меньше не становилось. В один момент мужчине показалось, что они вообще никогда не кончатся, но, к счастью, это оказалось всего лишь пугающей мыслью.
— Еще одну… Вот так. Послушный мальчик, — приговаривала Госпожа, каждый раз чуть-чуть приподнимаясь (даже высота шпилек не помогала справляться с его поистине высоким ростом). И нижний послушно открывал рот, пережевывал оливку и глотал, ожидая следующую. (Будь его воля, он бы вообще съел их все залпом, особо не жуя: раз потерпеть и всё, а в идеале — так вообще… Да только кто его спрашивал?) Поэтому…

Нижний морщился и ел. Ел и морщился. А Виктория с садистским удовольствием наблюдала за меняющейся мимикой на его лице и думала: «Есть кое-что и поинтереснее брызг океанских волн».

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

1. Весна тянет в новые места.


Это была середина весны. Прекрасная пора, как по мне. Извините, Александр Сергеевич, в Вашей "унылой" тоже несомненно есть чем налюбоваться, но весна - это всё же весна. После зимних скучных облаков и скупого, лишь искрящего в ясные дни солнца, природа пробуждается к новой жизни, новому росту. К новой радости от полноты жизнедательного тепла, воды и ветра, а вместе с этим пробуждается в человеке предвкушение большей свободы для тела и полётов души. Природа дышит эротизмом: от раздвигающих ледовые заторы стремительных речных вод, неудержимо стремящихся к любимому морю, до начавших распускаться почек на деревьях, никогда не чувствовавших в этом порнографическом процессе постыдную пошлость.
Люди чувствовали на себе такое же влияние времени и ощущали в себе проникающую в тело и сознание тягу к любви, к теплу - от этого нового сильного, весёлого солнышка и от друг друга - душевного, эстетического, социального, семейного, дружеского, сексуального... Это каждый год в меня вселяло новую волну уверенности в будущее человечества. Вот и в эту весну я вновь был приободрён, спокойно весел и даже немного, в унисон природе и большинству людей, восторжен.
Я вышел из такси примерно за квартал от "Пальчиков", чтобы пройтись немного по небольшому скверу, прилегающему к улице, на которой находился заманчивый ресторан. Время было полуденное, солнце почти в зените, но облака не давали ему печь город, а из самих облаков моросил мелкий, не доставляющий неудобств дождик. Я только беспокоился о своих новых туфлях, которые ни за что не надел бы, если бы не собирался на задуманное мной мероприятие. Всегда ношу либо кроссовки, либо лёгкие и удобные ботинки. Но сегодня я был в строгом, практически официальном, почти чёрном с тёмно-синим отливом костюме, скрываемом от лишних взглядов легковесной курткой-ветровкой. И эти чёртовы туфли мне всё-таки жали, а брюки почти новой "двойки" почему-то сильно теснили в паху. Редкие лужицы на асфальтированных дорожках сквера я перепрыгивал без раздражения, настроение не давало места для недовольства и обычного для такой погоды беспокойства о чистоте туфель и низа брюк. Не так уж далеко мне осталось прыгать - среди деревьев впереди уже виднелась дорога с деловито разъезжающими по ней автомобилями, а дальше две широкие двери входа в ресторан и, почему-то, небольшая очередь перед входом, растянувшаяся на 7-8 человек вдоль тротуара. Я стал вглядываться как часто проходят ожидающие внутрь, движется ли эта очередь вообще или мне не повезло с выбором времени, но меня отвлекла улыбка. Справа от меня мне навстречу проходила пара молодых девушек, по всему видно, что студенток. В лёгких футболках, в свободной обуви без каблуков, в каких бегают утренние пробежки, а у той, что ещё правее, чуть пониже ростом и с каштановыми кудрями на сосредоточенно опущенной голове, занятой объяснением чего-то существенного и важного своей подруге, в руках две, сложенные вместе книжки. Вторая же, та, что была ближе ко мне, весело прислушивалась или только делала вид. Она была чуть выше ростом, хотя все равно ниже меня, светлые волосы плотно зачёсаны назад, где переходили в торчащий смешной хвостик, распусти она волосы и они красиво бы опали до самих грудей и чуть ниже. А груди эти, надо сказать, привлекали внимание не меньше, чем её радостное от весенней свежести лицо. Обтянутые белой футболкой, они так её растягивали, что не понятно скрывала ли она их, такие большие и упругие, как будто наполненные желанием и жизнью. То ли молодая мама, подумал я, то ли ещё недавно в школе она испытала первые и серьёзные затруднения от излишнего внимания мальчиков своего и совсем чужих классов. Именно она мне и улыбалась. Не знаю почему, может ей понравился мой осанистый вид (к которому обязывал строгий костюм под курткой), то ли мои задорные прыжки через лужи; с таким-то видом это было, думаю, действительно весело. А может просто думала о чём-то своём, а взгляд сам выбрал меня, как что-то хорошее, не знаю. Я почувствовал тепло и подарил в ответ такое же, широко и по-доброму улыбнувшись, пока мы проходили друг мимо друга. Хорошо на душе, хорошо. Вот только что там с этой очередью?..
Сквер кончился, и я перешёл шоссе, остановившись у начала очереди перед входом. Как я уже сказал, вход состоял из двух дверей. На одной из них, перед которой и начиналась терпеливая и покорно стоящая вереница голодных людей, разодетых, как для светского раута или наоборот, запахнутые в плащи (под которыми, я понимал, были непубличные наряды по особенному одетых нижних, с их атрибутами из кожаных ремней, ошейников и чего там ещё угодного душам их Верхов), висела большая пластиковая табличка. На ней широкими синими буквами было ясно написано: "Открыто". На моих глазах один из передних (а по совместительству и Верхних) страждущих в коричневом кожаном плаще и старомодной широкополой шляпе, наверно ровеснице дядечки, потянулся к ручке и, почти безнадёжно дёрнув её, отпустил. Очевидно, что это была далеко не первая попытка. На второй двери, правее первой, тоже была табличка, такая же пластиковая и такая же белая, но синие буквы на ней гласили "Закрыто". Надпись была так же ясна, как и первая, но наличие первой на закрытой двери повернула в моей голове привычные и смазанные опытом колёсики логики и я, не став подходить к очереди, сразу направился к правой двери. Практически не замедляя шага, я просто распахнул её и вошёл внутрь.
Внутри меня встретил прежде всего запах... Только что был аромат весны, приятный и зовущий к приключениям, сейчас был манящий запах еды. Я различал присутствие в воздухе горячего хлеба, жареной свинины, лука, рыбы и ещё целый букет отдушек от всевозможных приправ. Да, здесь УЖЕ было вкусно! Освещение было не ярким, светло от обычных светодиодов на потолке, тепло от жёлто-оранжевого цвета стен, чисто от красного с зелёными узорчатыми полосами по бокам длинной ковровой дорожки. Я не спеша, даже как-то степенно, вытер ноги о широкий пушистый тёмный коврик, за мной через дверь так и не решился никто последовать, может они подумали, что дверь с надписью "Закрыто" это вход для "своих", не знаю. Ну и пусть стоят под моросью, законопослушные, смиренные, верящие большим надписям и безоговорочно доверяющие толпе, уже стоящей и ждущей у закрытых ворот. Планида у них такая.
Впереди у стены была стойка ресепшена, за которой стояла милая девушка в обычной униформе офисов, но с тонким ошейником на изящной шейке. Дальше, у двери в главный Зал ресторана, высокий парень в простом костюме и с бабочкой на белоснежной рубашке. а рядом со мной, слева, двое копошащихся и шепчущих что-то друг другу, рабочих. Я был здесь впервые, и не хотелось попасть впросак своими неуклюжими расспросами на ресепшене, я решил слегка расспросить знающих что здесь и как; рабочий люд как раз подходил для этого, раз уж они тут, под боком. Сформулировав для себя первое, что надо узнать, я повернулся к ним и замер... Это было невероятно, но я стоял перед телегероями из "ящика" - настоящими Равшаном и Джамшутом! Думаете, я сошёл с ума? Я тоже так сначала подумал. Не поверив глазам, я вгляделся в их бейджики, но увы, там тоже было написано Равшан на одном и Джамшут на другом. Они стояли подле меня, вертели в руках, передавая друг другу, дверную длинную изогнутую ручку и негромко переговаривались, изредка посматривая и на меня. Разговаривали они на ломаном русском, почему не на родном - я не знаю. Это было смешно и так мило, что даже моя неловкость от невероятности такой встречи пропала. Я пригляделся к ним обоим и прислушался. Нет, это были всего лишь двойники, похожи, но скорее не лицами, а внешним видом, ростом с телосложением, взъерошенными волосами на Равшане, шапочкой на Джамшуте, синим комбинезоном - штанах с лямками, поверх оранжевых рубах, ну и не русской национальностью. Да, и ещё голос, голоса у них были тоже почти неотличимы от оригиналов. Маленький, с приплюснутой взъерошенной головой, Равшан тоненько говорил что-то о газосварке, убеждал своего рослого коллегу, почти психуя. Джамшут же нехотя, но не менее убеждённо, намекал ему о чём-то, уговаривая вспомнить о каких-то баллонах, о каком-то взрыве новостройки, о том, что многокилометровый рынок стройматериалов горит не хуже, чем рестораны и ещё о какой-то подписке о невыезде. Равшан же выдвинул весомый аргумент, что справка на допуск, дескать, очень дорогая, хорошая, надёжная, ничего не загорится. Джамшут сказал что-то об электросварке. Равшан же бешено замотал головой и с жаром возразил, сказав что-то об уже очень сильно испорченной причёске. Я подошёл к ним ближе, и они вновь уставились на меня. До меня дошло, что перепутанные таблички снаружи - это их усердных рук дело. Улыбнувшись обоим, я решил не расспрашивать у бестолковых гастарбайтеров о заведённых здесь порядках, а всего лишь спросил: "А это действительно ваши имена на бейджах, здравствуйте." Джамшут сразу заулыбался, как будто намереваясь переулыбать меня на весь разговор вперёд: "Ващета не-е-ет... Равшан - да, есть такая имя, фамилио даже, а вот Джамшута нету. Вы что, не знаите? Это же из телефизоранама. Тама такие. А мы - нет, мы харошие, просто имя нам ресторантарша такие дала, она у-у-умная!" Пока он говорил, Джамшут достал откуда-то жёлтый тюбик и стал старательно намазывать из него нечто на дверную ручку, поворачивая её в левой руке то так, то эдак. Сильно запахло клеем. Я ещё раз улыбнулся, сказал спасибо и пошёл к девушке на ресепшене, уже рассматривавшую меня с ног до головы. Пусть сама мне всё растолковывает, она всё-таки нижняя или как?!
На её бейджике было написано "Рабига", с ударением на последнюю букву. Как мне потом кто-то объяснил - это было не псевдонимом, а настоящим именем арабского происхождения и означало оно «ласковая, беспечная» или «весна». На её лишь слегка азиатском милом лице, были написаны ум и любопытство, смешанные с вежливой учтивостью. Белый распахнутый остроконечный воротничок контрастно подчёркивал чёрный чокер на шейке, а под расстёгнутыми пуговками ясно виднелись небольшие, но выпуклые и упругие грудки. Всем своим видом небольшого роста прислужница выражала внимание и готовность угодить господину-клиенту. Неподалёку спокойно стоял ещё один служащий ресторана, на его бейджике виднелась надпись "Бруно", он был спокоен и терпелив, как солдат на посту, поэтому я не обращал на него внимание. С девушками общаться гораздо приятнее, особенно с такой экзотично прелестной, как та, что смиренно стояла за стойкой и ждала от меня повода, чтоб выполнить свою работу. Интересно, подумалось мне, а как Рабига встречает тех, кто позиционируют себя нижними, как равных? Вряд ли, скорее всего за дверцей гардероба позади неё прячется настоящая Верхняя ей на смену. Мои размышления о сменщице прекрасной сотрудницы ресторана прервали неразборчивые возгласы со стороны входа.
Я посмотрел налево, туда, где оставил странных «трудяг» и увидел, как маленький Равшан размахивает руками и то ли материт, то ли советует что-то, своему незадачливому напарнику. Джамшут стоял у той самой двери, за которой ожидали обеда терпеливые посетители и держался за стоявшую уже на своём месте дверную ручку. Ну, как держался, ладонь была раскрыта, это, скорее, ручка его держала, а он — отвёл в сторону и вторую руку, отчего казалось, что он разводит руками, и ошарашенно смотрел то на руки, то на суетящегося словами друга. Но товарищ не бросил в беде своего соратника по всевозможным несчастьям, он смело схватил его за вторую руку и стал тянуть... Вдвоём они быстро и успешно справились — оторвали бедолагу-здоровяка от злосчастной двери. Всего через пару секунд Равшан уже вытирал пот со лба, как будто мешки таскал, а Джамшут стоял и таращился на свою высвобожденную руку, на раскрытой ладони которой уверенно, практически нагло, а, главное, крепко, располагалась оторванная дверная ручка.
Потеряв к ним интерес, я вновь повернулся к восточной девушке, а она по прежнему внимательно смотрела на меня. Поприветствовав Рабигу простым "Здравствуйте" и, удовлетворённо услышав "Здравствуйте, Господин", я начал расспросы и высказывания своих особых пожеланий об обслуживании...

Читать дальше: Продолжение

Привет. Меня зовут Альдаракс, и я то, что большинство людей называют… богом. Точнее, не совсем, но что-то около того. Был им, по крайней мере. Нет, так не годится, давайте ещё раз.
Доброго времени суток, я – Альдаракс, и когда-то я принадлежал к расе, которая называлась Творцами. К сожалению, они, то есть, мы, почти вымерли. Я остался последним живым и адекватным(почти, хехе) представителем этой умершей цивилизации, хотя последнее утверждение и слишком громкое.
Мой народ был одним из первых на заре создания Матушки-Вселенной, и большинство населенных миров – наше детище. Что? А вы думали, что мы просто так, красного словца ради так обозвались, творцами? Нет, мы творили, и мы творили миры. Бесчисленное количество, сотни, тысячи, миллионы. Какие-то живы и по сей день, такие, как солнечная система, другие, как Проксима-Бета-6 – вымерли по независящим от нас обстоятельствам.
В общем, жили мы тихо, мирно, ни единой зверушки не убили, ни единого фруктика и плода не сорвали(мы питались энергией, выделяемой мирами после создания, её всегда в избытке было), как вдруг… барабанная дробь… появились среди нас инакомыслящие! Казалось бы, всё в порядке, никто не против, если бы не сама мысль, которая стала их отличать. А всё дело в питании. Им, видите ли, надоело питаться «отдходами жизнедеятельности» наших творений, и они решили… Боже, как это трудно высказать, оказывается… Они решили питаться не энергией миров, а самими мирами. Перейти из разряда Творцов в разряд Пожирателей, как мы их и окрестили. Началась война на уничтожение, в которой мы победили, но проявили лишнее милосердие и просто изгнали инакомыслящих, когда стоило их уничтожить. Однако, ошибку мы поняли, когда стало слишком поздно.
Спустя вечность, или парочку(мы бессмертны, если говорить о продолжительности жизни), Пожиратели вернулись. Их было меньше чем нас, но, похоже, миры действительно более питательны, нежели их энергия, и они сами стали больше, сильнее, злее. Так началась вторая война, в которой Пожиратели уничтожили мой народ, а вишенкой на их призовом торте стал наш собственный мир, наша колыбель мироздания.
Как выжил я, спросите вы? Сам не особо понимаю. Я родился лишь в самом конце второй войны, но унаследовал память предков, и когда я окреп достаточно, чтобы жить самостоятельно(у нас это быстро происходит), то наша планетка не выдержала издевательств и взорвалась, создав вокруг себя сеть пространственных трещин, в одну из которых меня и выкинуло на вашу планетку, человеки. Так уж получилось, что я также остался и без сил, которые являются нормой для любого Творца, ведь я остался один, а наша сила заключается в единстве. Чем нас больше – тем мы сильнее. Всё, что мне осталось от моих предков – физико-физиологические особенности. Например, я не смогу зачать дитя ни одной женщине, пока у нас не вспыхнут взаимные чувства и она сама этого не захочет. Удобно, но не очень. Ну и некоторые особенности, касающиеся конечностей, но о них пока умолчу.

Кхм. Итак. Шли годы. Десятилетия. Века. Я вырос, обзавёлся более чем внушительным багажом знаний, опыта, мудрости(нет. ну, хочу верить, во всяком случае), я наблюдал за развитием человечества. Некоторые моменты были забавными, некоторые – печальными. От одних я чуть животик не надорвал, а от других – мне хотелось самоубиться по всей дилянке (отсылка к фильму «Убойные каникулы»), третьи же повергали меня в ужас. Но вот, последние лет тридцать, всё тихо и спокойно, особо страшных войн нет(не совсем правда), технология развивается, магия забыта(почти полностью), а мне стало всё труднее выживать, ведь с момента попадания в этот мир, я слишком сильно к нему адаптировался, и теперь без человеческой пищи не выживу. Стало труднее искать работу. Последнюю пятилетку перед одним значимым событием я вообще попрошайничал. Иронично, не правда ли? Существо, которое иные народы посчитали бы божеством, вынуждено побираться на улице.
Но вот, мне улыбнулась удача. Кое-как заработав, работая на стройках, на хоть какую-то приличную одежду и приведя себя в порядок, я наведался в ресторан, тогда ещё только открывшийся, «Пальчики оближешь». Зайдя, я сразу отправился к стойке, так как в фильмах это делалось постоянно, на вскидку попробовал смешать пару коктейлей, по просьбе хозяев… и устроился работать здесь. И жить здесь. Два в одном.
По началу мне это место казалось просто дичайшим мозгодробиловом, как выразился бы один из моих последних друзей, но потом я привык, как привык к тому, что некоторые девушки и юноши всех возрастов, называющие себя странными словами «саба», «нижняя(ий)», «маза», даже «топ», «дом», «садист», пусть и реже, после выпивания очередного алкогольного и не очень напитка, облизывали бокалы/стаканы/кружки/фужеры и т.д. До меня не сразу дошло, что всё это, к чёртовой матери, значит, и вот тогда меня познакомили с Темой. Ооо, зря они это сделали, потому что после этого почти любого, рискнувшего отведать мой коктейль, ждал сюрпиз, а вот какой – зависит от названия и содержимого, тайного, разумеется. Вот тогда и пошло веселье…
Спустя несколько лет работы в данном заведении, я решил кое-как разнообразить свою обычную программу. Для это я выхватил из-под стойки невесть откуда взявшийся громкоговоритель и сделал заявление на весь ресторан:
- Вниманию всех посетителей! Объявляется внеочередная акция! При заказе напитка или коктейля вы получите бонусное «угощение» подстать антуражу нашего горячо любимого заведения!

Девушка в красном

1.
Обычный весенний день. После ночного дождя парило и распускалась, источая дивный и аллергический аромат, листва. Дождик за дождиком природа смывала зимнюю пыль. Не слишком спеша, я прогуливался в обеденный перерыв. Залюбовался на солнечный день и не замечал всерьез ничего особенного…

Красное платье. Весь мир вокруг меня слился в эту девушку... Яркое платье с глубоким вырезом на спине, тончайшие черные чулки с имитацией шва и стрелки, черные лодочки на удобном высоком каблуке. Не могу отвести от нее свой взгляд, изучая каждый сантиметр этой фигуры. Так, волосы золотистые, вьющиеся с интересной заколкой в виде стрекозы. Родинка под левой коленкой и небольшой шрамик на правом запястье, видимо заживший порез. Я уже дышу в такт ее шагам и медленно и неслышно приближаюсь. Боюсь... Боюсь заговорить. Кто я? Заурядный дядька с небольшим пузиком... Ну подумаешь, серьги. Немногих удивишь этим. А она - Богиня... Добрая или злая? Не знаю. Но доступная или нет, я пойму только заговорив с ней. Неожиданно для себя, я сглотнул и спросил:

- Девушка! Можно с вами познакомиться?

Целая вечность прошла, пока она обернулась, сердце едва не выскочило из моей груди.

- Ну здравствуйте! Что ж, знакомьтесь, только сначала кто вы будете?

- Я... Я буду я, Алексей, тьфу, Траумер...

- Так кто из двух, и почему?

- Алексей. А Траумер мой ник в сети.

- В сети значит... Хорошо, я Лана.

- Лана, очень приятно! Я думал, никогда в жизни к вам не подойду.

- Я что, такая страшная?

- Да нет, что вы! Просто... Женщина это живое воплощение матушки-Природы, а самое яркое в природе как правило опасно.

- Оригинально, но суть я поняла. На самом деле, у нас на работе корпоратив и все нарядились по-праздничному.

- Лана, вы знаете, что помимо платья у вас нерядовая, эффектная внешность? Я бы мог сделать Вам интересный альбом с фотографиями.

- Хм... Было бы интересно, но сначала надо познакомиться с вами поближе, дорогой Траумер-Алексей…

- В таком случае, предлагаю попить кофе завтра вечером.

- Хороший жест, тогда предлагаю в одном малоизвестном местечке "Пальчики оближешь". Ресторан открылся недавно и в нем готовят замечательный кофе. Вот адрес, - Лана протянула мне визитку, завтра в семь вечера, не опаздывайте.

- Слушаюсь, - глядя в ее серые глаза пролепетал я.

На этой фразе мы разошлись.


2.
Готовясь к грядущему рандеву, я старался как последний пижон - сходил в парикмахерскую, побрился свежей бритвой, отгладил джинсы и рубашку. "Эй ты, пижон, куда идешь?" - насвистывал я известную песенку по пути на место. Странное место для ресторана, - подумал я. Пешком дойти можно. Где-то километр по тихой улице. Да, вот и оно. Красивое крыльцо, дубовая дверь…
Внутри стоит швейцар в ультрамариновой ливрее, отделанной золотым шнуром.

- Здравствуйте, Бруно! - бодро сказал я, прочитав его имя на бэйджике. - у меня тут назначена встреча, вот визитка.

- Здравствуйте! Проходите, Вас проводят, - невозмутимым дружелюбным баритоном встретил меня швейцар и указал на одну из дверей.

Когда я подошел к двери и собрался уже ее открыть, дверь открылась изнутри, и передо мной оказалась невысокая хрупкая девушка в форменном средней длины платьице. На шее ее было массивное колье с камнями и большим золотистым кольцом для цепи. А на руках были такие же стильные браслеты, и тоже с кольцами. "Рабига" - было написано на ее бейджике.

- Рабига... - невольно прочитал я

- Да, господин?

- Интересный у вас тут... Антураж.

- Да, это многие замечают. Но у нас тематический клуб, так что это все в порядке вещей. Следуйте за мной. Сначала я покажу Вам особенность нашего ресторана, пройдемте в зал-выставку.

Вдоль ковровой дорожки были стойки, к которым были прикреплены связанные в разных позах женщины и мужчины. Женщин, впрочем, было больше.

- Сегодня у нас тематическая выставка шибари, - предвосхищая мой вопрос, сказала Рабига, - я показала её Вам, чтобы разогреть аппетит. А теперь пройдёмте в зал ресторана.

- Участники выставки вроде с довольными лицами, им не больно, удобно?

- Конечно удобно, иначе и не должно быть в нашем клубе.

Наконец, мы пришли. Лана изучала меню. Сегодня она была в строгом брючном костюме с белой блузкой и золотистым краем воротника. Макияж скорее всего был, но кроме туши и телесного цвета помады я ничего не заметил. Штанины брюк показывали лодыжки в прозрачных носочках и туфли-оксфорды.

- Здравствуйте, Лана, - уже не смущаясь, осмелел я, - я не опоздал?

- Нет, Траумер, вы не опоздали. Как вам этот клуб? 

- Нахожу его весьма интересным, - сказал я, - будоражит фантазию.

- Неужели? - поинтересовалась Лана. Подошедшему официанту она сделала заказ:

- Черный кофе с корицей, пожалуйста.

- А мне капучино с шоколадом и миндалем.

- Вы любите разбавлять натуральные вкусы добавками? - поинтересовалась Лана.

- Скорее, я люблю яркие сильные вкусы и ароматы.

- Мне показалось, сегодня ты возбужден меньше вчерашнего? - перешла Лана на "ты".

- Сегодня у тебя другие фетиши, и они действуют на более близкой дистанции, чем здесь, - Попытался оправдаться я, - но сам процесс мне понравился, можно продолжить.

- Неужели? - засмеялась Лана, а на что ты готов ради того, чтобы испытать чувство настоящего возбуждения?

На этих словах Лана наклонилась над столом и посмотрела своими расширенными, как у кошки, зрачками глаз. В горле у меня пересохло...

- Ваш кофе! - сказал официант, ставя перед нами чашки с ароматным, дымящимся напитком.

- А ты узнай, - хриплым голосом ответил я.

- Договорились! Вот визитка, встретимся через неделю, здесь же. Ты придешь, одетый так, как сейчас я. Обрати внимание, носки ты наденешь женские, 40 ден, и они должны быть видны всем. А сейчас - мы пьем этот чудный кофе, я расскажу тебе кое-что о моделях, которых ты наблюдал в зале-выставке.

Продолжение следует.

Дорогие читатели, извините, что так много текста. Много букаф, но я не специально!

Первые две части рассказа здесь:
http://bdsmion.com/forum_topic/Kogda_odezhda_ne_zhmet/149034
и http://bdsmion.com/forum_topic/Kogda_odezhda_ne_zhmet_Chast_2/149176

Окончание.


3. Освобождение – дело рук человеческих.

Я начал с того, что мне было понятно и известно: графинчик водки; тонко нарезанный лимон; полукопчёная колбаса и сервелат, нарезанные длинными овалами; твёрдые сорта сыра, Эдемский и испанский Гарроча, и по совету Джули адыгейский; картошку в мундирах, очищенную от них и политую оливковым маслом с кинзой и базиликом (я тут же подумал, что лишнюю, особенно неизвестную мне, зелень я прикажу Джули счищать), называемую в меню «Кляп для худышки»; запечённые в сливочном соусе кусочки утки – такие косточки с мясом, покрытым корочкой от запекания и политые чесночно-кефирным соусом, называемые здесь непонятным словом «Додзюбалась». Пока выбирал, я пробовал ёрзать на стуле, чтобы брюки приобрели хоть какое-то положение, ослабляющее давление ниже ремня. Даже сам ремень поправлял рукой то ниже, то выше, но и это не помогало: штаны теснили пах по-прежнему. Зато с ногами всё обстояло намного лучше – я снял туфли под столом, и ступни, оставшиеся лишь в хлопчатых носках, задышали полноценной свободой. Это радовало даже больше, чем возможность попробовать что-то новенькое из ресторанных шедевров вкуса! Кроме вышеперечисленного, Джули-Жули насоветовала мне отведать «Отбивного холопа» – какое-то мясо, типа бифштекса, но опять с неизвестным соусом и чёрными маслинами, «Пандову радость» – побеги бамбука в сметане и горчице, «Кровь Лани» - мясо креветок в томатном соусе, «Кошьи когти» – острые мелкие телячьи рёбрышки, политые острым кетчупом и ещё несколько таких же экстравагантных по названиям и составу небольших блюд.
- Беги, Джули, беги, попозже я закажу что-нибудь и ещё, распробовать бы для начала это. Принеси мне эти вкусности, накорми своего голодного властителя, а то, вон, и девочки чего-то хотят, а время летит мимо нас… — я еле успел хлопнуть по попке под юбочкой, так быстро унеслась моя помощница.
Я остался ждать. Вытянув с наслаждением свободные ноги, расправил руки и положил левую на тёплый животик, правую на грудь другой терпеливой соседки и стал медленно, по-хозяйски тарабанить пальцами по пупку и между сисек. Со стороны бара теперь доносилась негромкая музыка, какая-то современная зарубежная попса, но до меня, слава богу, эти лишние мотивы почти не доходили – незачем мне подстраивать своё настроение под случайный выбор мелодий и инструментов. Обедающие больше не смотрели в мою сторону, все занимались своими делами. Парочка слева о чём-то беседовала, время от времени мужчина вставал перед своей хозяйкой на колени, вставлял её в ротик что-то на вилке, а та – то поглаживала его по голове, то поворачивала к себе задом и хлестала его по быстро заголяемым перед ней ягодицам длинным стеком. Потом они снова беседовали. «Мило», ухмыльнулся я. Справа от меня, недалеко от входа на кухню, попивал вино парень в строгом, как и у меня, но светло-бежевом костюме, на котором был значок с красной отметиной, но я не видел точно, как именно она располагалась. Возможно, что он и садист, но занят он был вовсе не жестокостями. Перед его столом выступала роскошная танцовщица! На ней были лишь кожаные чёрные стринги и маска на лице. А на полу валялись чулки и зелёная юбочка. Она обходилась без шеста, но то, что она выделывала со столом и коленями зрителя, переплюнуло бы любой стрип-танец у палки. Дальше, и справа, и слева, были и другие разношёрстные посетители, кто поодиночке, кто в паре или втроём. От некоторых не отходили официантки, другие забавлялись чем-нибудь, что не требовало вмешательства со стороны. Тематическая жизнь и праздники вкуса развивались по своим правилам у каждого занятого столика. Чуть правее, впереди, почти в центре зала, я заметил ту самую красную королеву, что ранее находилась у бара неподалёку от меня. Сейчас она сидела одна за столиком, левым боком ко мне, с бокалом в руке и двумя маленькими тарелочками перед ней. Она не пила и не ела, видимо, размышляла о чём-то. Люстра над ней была чуть позади и освещала её так же неудобно, как и мои «прожектора» за спиной – меня. Я различал лишь цвет её платья, позу и неторопливые движения, выдававшие грацию уверенной в себе женщины, пару раз она взглянула и в мою сторону. Красивая женщина. Жаль, что такая властная.

Наконец прибежала Джульетта, держащая графин со стаканчиком, вилки с ножами и что-то жёлтое в тарелке, а с ней и ещё две официантки с подносами. Я моментально почувствовал, что голоден не только тематически!
Соскрёб вилкой с куска уточки шмат мяса, положил его в рот и стал ножом отрезать длинный ломтик сыра «Гарроча». Пока аккуратно резал, во рту перекладывал языком мясо на зубы, переворачивал и поправлял, сдавливал зубами, раздвигая ими волокна нежной мякоти, пережёвывал. Из утятины выпускался сок, жирный и со сливочным вкусом, сглотнул его с небольшим количеством уже пережёванного. Закинул к этому пиршеству тонкую пластинку «Гарроча». К сливочному вкусу корочки мяса гармонично вплёлся сырный, хранящий память козьего молока. Вместе они затеяли игру с языковыми рецепторами – кто кого интересней, но всё-таки оба сливочных вкуса непременно побеждались добываемым челюстями вкусом утки. Не хватало привычного ощущения жареного лука. Его я, с удовольствием, обнаружил на целиковой картошке. Взяв тарелку в левую руку, а вилку в правую, я разложил уже не горячие картофелены на правой нижней – между грудей и ниже, на верху животика, откуда они скатывались, пока я не разломал их на части. Быстро управившись, я скомандовал «живой тарелке» следить, чтоб с неё ничего не падало, осторожно нацепил на вилку большую половинку с живота (кожа прогнулась – то ли от давления вилки, то ли от инстинктивного страха нижней), оставив на её месте светлое пятно масла, и отправил в рот. Там картошка тут же рассыпалась от простого надавливания нёбом. Маслянистый крахмал стал пережёвываться вместе со сливочно-мясными кусочками. Проглотив, я потянулся за следующей. Проведя гладкой выпуклой поверхностью вилки по мягкой груди, затем по соску, я перевернул вилку и наколол ещё одну картошку. «Ты будешь?» – спросил я у Правой. Та, смотревшая на себя и мои действия, перевела глаза на меня и коротко кивнула. Я вложил ей в ротик три картошечки, пусть жуёт. Себе подцепил ещё две и, начав есть, захотел контрастности. Жуля всё это время стояла по левую руку от меня и старательно что-то нарезала и раскладывала, время от времени замирая (как я слышал), когда моя вилка касалась живого тела на правом столе. Теперь она мне мешала. Я отстранил её, загнав позади себя. Взял соусницу с горчицей и какими-то приправами, повернулся к Левой и, стараясь не пролить на бока, налил на низ животика до пупка. «И ты картошечки хочешь?» – спросил я у неё. После кивка я взял на вилку с Правой и обмазал в горчице на Левой один из больших клубней. Обмакнув его со всех сторон, я поднёс вилку к её лицу и, когда она раскрыла губки, сунул поглубже. Картошка была большой и, ещё не развалившаяся, упиралась мной в дальнюю часть языка и сужающееся к горлу верхнее нёбо. Девушке пришлось облизывать внутри рта здоровую почти круглую картошину, стараться протолкнуть её к зубкам; давить своим шершавым инструментом вкуса на гладкую, смазанную маслом и соусом округлую поверхность, чувствовать её и желать проглотить... Я полюбовался, затем вытащил вилку, с которой Левая губами сняла и оставила в себе начавший разламываться шарик. Проделав это ещё два раза, я спросил, вкусная ли горчица, не острая? Улыбка жующего рта была мне ответом. Набив и себе рот ещё картофелем и куском утятинки, я проткнул один из помидорок-черри на столе и снова повернулся к Левой. Пока она жевала, я стал водить холодной горошиной по её животику, собирая остатки горчицы. Хотя немного открытый лобок я, скорее наоборот, смазывал. И намного дольше, чем если бы просто смачивал помидорку в соусе. Когда весь живот и видимая часть лобка стали блестеть, я отправил томат к прожёванным мной картофелинам. Масляный крахмал во рту озарился красным вкусом лопнувшей горошины, и острота горчицы усилила резкость ощущения. Неприкаянная Жуля осторожно взяла меня сзади за мышцы над ключицами и стала пожимать их, делая что-то похожее на массаж. Это было приятно. Не столько сдавливающими движениями (через пиджак и рубашку), сколько заботливыми прикосновениями.
– Маленькая моя, милая Джули, ты наверно тоже хочешь покушать? – прожевав, спросил я.
– Совсем немножечко, Господин, не беспокойтесь за меня, я перехватила на кухне, – еле слышно отозвалась она.
– Не стесняйся, бери что захочется и ешь со мной. Мне одному всё не съесть, а ведь ещё не всё заказано, что хотелось попробовать.
– Хорошо, спасибо, Хозяин, я буду время от времени брать по кусочку, – не прекращая свой массажик, сказала она, и в её тоне я почувствовал улыбку. Значит, и ей хорошо.

Я потянулся к столу. Налил из графинчика 50-граммовую стопочку водки. Потом взял кружок лимона и повернулся к Правой. Она еле заметно сдвинула бровки и чуть отвела голову. Я ухмыльнулся – подумала, что ей. Положил тонкий диск на грудь, накрыв сосочек. От холода купол груди слегка дёрнулся, но лимон удержался на месте и остался лежать, как колесо от телеги на вершине холма. Когда-то, во время праздника, такие колёса поджигали и спускали с пригорков, чтобы те весело катились, крутя вокруг себя языки пламени и оставляя на траве огненные дорожки. Но у этого была другая судьба… Я тяпнул стопочку и приблизился лицом к живой округлой горке. Лизнул её снизу и повёл язык выше, добрался до верха, подцепил край лимона и, проведя кончиком по упругой пимпочке соска, подобрал его на язык.
Да… Кисловатая какая-то закуска. Я обратился к колбаскам. На столе их было два вида: полукопчёная «Краковская» и сервелат. Я решил, что обе вкусные! Это для гурмана у них огромная разница, почти антагонистическая. Но по мне – их различные привкусы одинаково достойно выполняли роль приличной для желудка закуски. Я взял оба блюдца, повернулся к Левой и стал выкладывать по ломтику то одну колбасу, то другую на тело красавицы. Два ломтика на дальнюю грудь, прямо около соска, два на ближнюю. Парочку между них, ещё несколько на животик, где остатки горчицы смазали их нижние стороны, и несколько штучек попали в раскрытый согласный ротик. Отложив тарелочки, я подцепил с живота кусочек потолще, проведя под ним по коже холодной вилкой, и сам стал жевать. Жирный вкус мясного продукта тут же вызвал во рту приток слюны, она смазала гладкий ломтик, и я стал быстро его жевать, чтоб проглотить желанную вкусность как можно скорее! Вкусно и приятно глотать такие вещи, особенно побывавшие в атмосфере эротической красоты женского тела. Жуля тоже не удержалась и, быстро вытянув руку, схватила одну из колбасок с живота. А мне опять захотелось мяса. Взял со стола двумя руками длинную ножку утки и стал рассматривать. Я всегда не любил шкуру на птице, но тут была запеченная корочка. Она красиво переливалась жёлто-коричневыми бликами и заманчиво пахла. Вкус я её уже знал и смело стал снимать корку зубами, оставляя на кости толстый слой птичьего мяса. Жира было много и на корочке, которую я уже жевал, и под ней. Пока я осторожно, только кончиками пальцев, держал перед собой это бёдрышко, снимая зубами верхний слой, пара капель жирного сока соскользнули с еды и нагло упали мне на штанину! Вот… Твою ж… Ну почему я не позаботился салфеткой или скатертью о своих брюках, ведь они мне постоянно напоминали о своём существовании, продолжая теснить в чреслах?! Жуля заметила моё несчастье и кинулась мне помогать: схватила свисающий край скатерти и стала промакивать ей два пятна на верхе правой штанины, недалеко от складок на сгибе бедра и тела. Я, продолжая в левой руке держать бедро утки и смотря на бедро собственное под руками Жули, вытирал пальцы правой об салфетку на столе.
– Джули, принеси небольшую скатерть постелить на ноги, пока я их не испачкал ещё чем-нибудь.

Она стремглав умчалась, даже не сказав, что слушается. Я обернулся к Правой. Поднёс в левой руке жирное бёдрышко к животику и стал рисовать на нём. Уточка была ещё тёплой и не так тревожила мою подопытную, как долька лимона. Я рисовал рельсы, рельсы, потом шпалы и шпалы. На светлом животе оставались длинные следы. Они были темнее нежной кожи, но блестели, отражая свет. Лобок, к сожалению, был совсем недоступен, я перевёл свой взгляд на ножки. Обе были вытянуты, а ступни свисали за краем стола, на котором она лежала. Я поднёс правую руку к краю маленькой юбочки, взялся двумя пальцами и стал медленно, как сапёр с миной, задирать её к животу. Под юбкой были красивые узкие трусики. Тоже, как и юбочки на обеих нижних, изумрудного цвета. Поднеся косточку с мясом, я коснулся места, где боковая полоска поднималась на талию, поверх выступающей бедренной кости девушки. Оттуда я повёл свою кисть художника вниз, вдоль верхней поверхности лежащей ноги, до коленки. Там длина моей руки заканчивалась, и я, повернув кисточку другой стороной, ещё не обтёртой, повёл её обратно. Параллельно первой дорожке, забирая чуть на внутреннюю сторону. Остановившись у самой нижней части трусиков, я повёл мясом вдоль полоски ткани выше, пересёк первую дорожку, дошёл до талии… и снова обратно. Ни протестов, ни дрожи от Правой нижней я не заметил. Она лишь согнула правую ногу, подняв коленку – то ли инстинктивно загораживаясь от чужих взглядов, которых рядом не было (да и издалека, благодаря моим ухищрениям со светом, разглядеть что-либо в подробностях было нельзя), то ли приоткрывая мне больший доступ. Лично я решил, что второе и, повторив путь утиного бёдрышка до низа, надавил, позволяя косточке подлезть под край трусиков. Погладив там кожу, я провёл (уже под тканью) ещё раз верх, и, запуская кисточку подальше под одежду, ощущал рукой, что рисую на самом лобке. Помазав там как следует, снова полез вниз. Нащупал интимные складочки, разгладил, втирая между них сок из мяса и жир. Поиграл там с полминуты, наверно, упругим бугорком, то тыкая хрящиком на торце косточки, то снова оглаживая его нежным, но крепким печёным мясом. Когда заметил, что попка стала мелко подрагивать, перевёл бёдрышко ниже. Там, в невидимом для меня, но хорошо представляемом месте, явственно ощущалась ямка. Уперев туда свою художественную кисть, я повернул другой её конец, отчего край трусиков отошёл в сторону, дабы не мешать важному процессу, и стал надавливать… Медленно-медленно, но вряд ли нехотя, толстое утолщение из мяса на краю утиного бедра стало входить в таинственную и сокровенную глубь... Тело Правой само впускало его. На согнутой ножке появилась правая рука Правой. Она стала гладить себя по ноге, как делают при ушибе или в задумчивости. Она гладила, дотягиваясь вверху почти до коленки, а внизу – не доходя до трусиков. Я улыбался и, введя дичь в гнёздышко до самого упора, несколько раз покрутил вокруг своей оси, как ключик в заводной игрушке. И отпустил, оставив там. Взял жирными пальцами картошечку с опустевшего животика замершей Правой и закинул в моментально распахнувшийся её ротик. Она жевала и смотрела в мои глаза. Нижняя была как под гипнозом, что-то волшебное творилось у неё внутри. Я имею сейчас в виду – в голове.

Тут я заметил, что, оказывается, по правую руку от меня стоит, и, скорее всего давно, Джульетта. В руках у неё была принесённая скатерть. Она спохватилась, опустилась на колени и стала расправлять на моих ногах белую простынку.
– Извините, Господин, – затараторила она скороговоркой, – я немножко засмотрелась, а жир там впитывается. Надо бы Вам снять брюки и сразу же застирать. Чем быстрее, тем лучше. Но это долго, и сушить потом тоже долго. Надо было мне сразу подумать о скатерти для Ваших ног, глупая я, не сообразила. Но Вы кушайте, кушайте, я салфетками пропитаю, соберу, сколько возьмётся. Жир свежий, вотрётся в салфетки почти весь, я так делала на блузке. Правда, потом все равно стирать пришлось, но всё-таки почти не видно было!
Она взяла со стола две толстые салфетки, сложила их вместе и, запустив руку под скатерть, стала надавливать ими на место, куда падал жир.
– Ладно, не волнуйся ты так, – попытался я её успокоить, – сколько очистится, столько очистится, вытри, как получится. Ты есть-то хочешь?
Она отказалась, а я обратил своё внимание на не пробованные ещё телячьи рёбрышки.
Взяв одно с тарелки, я откусил с тонкого края длинную полоску мяса, отодрав вместе с ней от кости связующую плёночку. Джули перестала надавливать и вынула из-под скатерки одну из салфеток. Скомкав её и бросив на стол, она вернула правую руку обратно и стала протирать другой салфеткой вдоль моей ноги, почти как только что делала Правая, но не так размашисто. Она уже не давила на ногу, она гладила её. А я жевал мясо и чувствовал, что мне хорошо и приятно… Только приправы слегка забивали естественный вкус телятины…

Тут я заметил, что к моему столу приближаются два местных «бандита». Равшан с Джамшутом, тихо и коротко переговариваясь, несли стремянку. Зачем она мне… Мне не надо стремянки, меня и так тут всё устраивает. Это мой ум так иронизировал, но по мере приближения парочки гастарбайтеров, я понял, что они действительно идут ко мне. Я быстро протянул руку к Правой, всё ещё державшей правую ногу согнутой, и поправил на ней задранную юбочку, прикрывая не касающееся чужих глаз «безобразие». Рабочие остановились, не дойдя до моего столика нескольких шагов. Они вдвоём установили стремянку, и Равшан, скорее всего боясь высоты, стал пробовать первую ступеньку. Он то вставал на неё одной ногой, то опускался, потом зачем-то менял ноги и снова пытался забраться на первую перекладину. Смешные. Я налил из графина водочки, опрокинул стаканчик и повернулся к левой слизать с неё ломтик сервелата. Как только я это сделал, у нижней поднялась левая нога и замерла в согнутом положении, как у Правой. Я посмотрел на её лицо, она мне улыбалась. Понятно… Но проделывать с ней то, что я делал с первой, я не мог. Ведь рядом теперь находились невольные свидетели (убить бы их). Хотя, если не с той же стороны, как у Правой, то видно не будет, решил я. Взяв со стола круассан (в меню он назывался «Сладость в полости», очевидно из-за джема внутри). Я прошептал Левой: «Согни другую ногу, чтоб не видно было» и, как только она выполнила, дал ей откусить немного, только чтоб чуть-чуть обнажить сладкую начинку. Затем я пустой левой рукой погладил её по животику, по лобку и запустил наглую руку под юбочку. Весь лобок был обнажён, если не считать прикрывавшую юбку. Я пощупал дальше и убедился, что нижняя вовсе без трусиков. Вынув руку и взяв надкушенный круассан, я повёл его туда, в это захватывающее приключение под одеждой. Потерев боком булочки по лобку, я опустил его ниже и стал тереть там. Снова бугорок и снова игры с ним. Левая рука ее принялась гладить животик по краю, дотрагиваясь иногда до верха юбчонки, но боясь коснуться моей руки рядом. А я перестал играться с похотливой штучкой и нащупал краем круассана место, где должен был быть вход. Осторожно, сдавливая по краям, но стараясь не сломать, я стал вкручивать булочку, как шуруп в дерево. Она сама нашла себе проход и постепенно входила всё дальше и дальше. Рука нижней поднялась на грудь и сжала её. А я почувствовал, как левая рука Джули залезла ко мне под пиджак и гладит мне спину – по пояснице и выше – через рубашку. Тут же я сообразил, что и правая её рука делает больше, чем раньше. Жуля гладила салфеткой под скатертью и ногу, куда когда-то попали капли, и, зачем-то, вторую ногу, по верхним и по внутренним частям, переходя от правой ноги к левой через место с мужским достоинством и слегка задерживаясь на нём. Озорница.
Но я был не против и продолжил свои занятия с нижней Левой. Засунув булку, как можно дальше, я стал выводить её за кончик обратно и снова осторожно вводить. Движение привычное, простое до вульгарности. Но оно всегда было приятным процессом, – какими бы предметами ни совершалось. Левая тащилась… Но молчала и не дёргалась. Очень смирная, как и Правая. Я всё продолжал и продолжал свою нехитрую процедуру, а правой рукой взял ещё одно рёбрышко и стал откусывать и жевать, откусывать и жевать…

В поле зрения впереди Равшан, забравшийся почти на два метра, помахивал рукой и что-то втолковывал другу, а Джамшут придерживал обе части стремянки, чтоб те случайно не разъехались. И смотрел по сторонам, в основном в моём направлении (потому что так стоял), в том числе и на мой стол, но избегал на меня. Я посмотрел на Жулю. Она заметила это и улыбнулась мне, ещё раз проведя правой рукой по штанам на интимном месте. Я, конечно, не стал её ругать, да и больнее мне не становилось, брюки сжимали меня не меньше, чем раньше, но и не больше. Пока одной рукой я вводил Левую в её облака блаженства, другой опять налил из графинчика. Выбрав под закуску вкус томатов, наколол на вилку один из «черри», положил рядом на край стола. Выпил.
И тут раздался такой резкий грохот, что я невольно вздрогнул и резко повернул голову на звук. Всё было в порядке – это грохнулся Равшан. Конструкция стремянки не выдержала нахала и рухнула на пол. Поверх неё на полу в позе осла был и сам виновник (как стоял вертикально, так и упал, оставшись в том же положении, но уже горизонтально). А Джамшут, как будто ничего и не случилось, тупо смотрел в одну точку где-то около меня. Что же его так заворожило, что он перестал удерживать лестницу со своим напарником? Я проследил его взгляд и понял: у лежащей справа от меня нижней из-под юбочки, прикрывавшей то, что не надо было видеть другим, предательски высовывалась часть длинного бёдрышка утки! И покачивалась. Не знаю, что там делали мышцы Правой, но ритмичное покачивание говорило о чём-то развратном. Я поспешил получше поправить юбку, а согнутое колено наклонил на вторую ногу, чтоб больше не смущать излишне впечатлительного здоровяка.
А вот левую мою руку – зажало! Гром падения «весёлого» ремонтника что-то спровоцировал, и теперь мою ладонь сжимали клещи из двух ног. Ладно, со временем хватка ослабнет, и я обязательно высвобожусь из плена. Откуда-то, со стороны головы Левой тем временем были слышны и постепенно затухали очень тихие, носовые постанывания. Я снова улыбнулся.

Со стороны «циркового представления» опять послышался шум. Это к незадачливым акробатам бежала, размахивая белым полотенцем, недовольная Рабига́! Подбежав к вечно всё ломающим подсобникам, она стала шлёпать обоих своим полотенчиком, разъясняя глупышам, что люстру не надо было ремонтировать, люстра, мол, отключается тогда, когда нужно, и включается теми, кому нужно и кто отключал. А перегоревшие лампочки находятся в номерах наверху. И что она расскажет красным СМ-клиентам, о том, благодаря кому те должны заниматься поркой на ощупь. И что она знает, кого они станут пороть как надо, когда узнают. Мне стало ясно, что же тут делали, вернее пытались делать два «верхолаза». Впрочем, таким, наверное, и не суждено никогда быть сверху. Все трое ушли.

Левая нижняя освободила мою руку, но теперь сама сунула свою туда же и гладила меня по тыльной стороне своими пальчиками. Я тоже стал поглаживать её ниже лобка. Кончик круассана по-прежнему немного высовывался ещё ниже. Я гладил вдоль, касаясь торчащего кончика, потом – вращая пальцами нежную кожу, потом повторял снова. А вот Жуля своей левой рукой уже гладила меня по голой спине, перебравшись под рубашку. Правой рукой она вдруг перестала попеременно тереть мне ноги, заботливо погладила по ширинке, и затем я услышал тихий звук медленно расстёгиваемой молнии… Пальцы Жули проскользнули внутрь, я почувствовал, как они гладят меня уже через трусы. Потом её пронырливая ручка скользнула в сторону, подлезла под край трусов, и я ощутил, как она напрямую ощупывает у меня что-то длинное, становящееся всё более упругим и твёрдым. Джульетта прозондировала все участки, все уголки, все округлости, связанные с тем местом. Ещё раз провела кончиками пальцев вдоль основного длинного тела, неожиданно обняла всей ладонью и вытащила из брюк. Я глянул вниз. Под скатеркой угадывалось только какое-то движение и ничего больше. Но то, что там происходило, я и так чувствовал. Достав из штанов что хотела, Жуля отпустила его из ладошки и вставшего как шест, стала трогать и ощупывать его подушечками своих развратных пальчиков. Я вздохнул. Продолжая ласкать нижнюю на левом столе, я взял другой рукой забытую вилку с помидоркой и принял её. Жуя сочную мякоть, прислушался к себе.

Я вдруг понял, что, в принципе, мешающий дискомфорт в одежде решается довольно просто. Туфли, элегантные атрибуты приличного человека, давили мне, пока не решился их снять. Брюки, такая необходимая и незаменимая часть костюма, тоже давили мне, но не потому, что были неоправданно узкими. Это моё естество рвалось наружу! Штаны этому мешали, теснили своей обычной, нормальной формой. Норма и естество в мире часто вступают в противоречия! А встречая и радуясь каждой новой весенней примете, девушке, улыбке, моё естество только усиливало давление. И стоило какой-то хорошей бесстыднице расстегнуть и достать его, как тут же я получил свободу. Сейчас, без туфель и закрытого замка, я ощущал себя совершенно ничем не стеснённым и не ограниченным! Пошевелил под столом радостными ступнями. Напряг и ослабил (хотя там уже не ослаблялось) высоко поднятый гордый ствол, по которому уже быстро бегали, сдвигая кожу, вверх-вниз шаловливые пальчики служанки Жули. Хорошо, свободно…
Я взялся левой рукой за кончик круассана в Левой и стал снова пихать его туда-сюда, рука нижней была рядом и тоже что-то тёрла. Своей правой рукой я отвёл ножку той, что была справа, взялся за кончик почти забытого бёдрышка, крутанул его и стал тоже совершать поступательные движения. Верёд, назад… Вперёд, назад… И снова, и снова, и снова, и снова, и снова… Джули нырнула головой под простынку, перевела свои пальчики как можно ниже, и я почувствовал, как на верхнюю часть опустилось что-то тёплое, мягкое, влажное и ласковое. Затем оно медленно опустилось ниже, почти до половины, я почувствовал, как верхняя точка упёрлась в закрытый тупичок. Язычок обнимал и потирал, как будто пытаясь согреть то, что было и так горячее. Затем, не отпуская до конца из плена, поднялось до верхней части и снова опустилось. И пошло, пошло повторять. По разу в секунду. Хороший, приятный цикл, мне нравилось. А простыня, высоко, аж до груди, вздыбившаяся над моими ногами, то поднималась ещё выше, то опускалась. Но это тоже никому не было видно в ресторане, разве что тем моим соучастницам, что лежали на правом и левом столе. Но им если и было до этого дело, то никак не против совершавшегося.
Не знаю, сколько точно продолжалось это единообразное, но экстатичное действо, минут несколько. Слева меня снова стали брать в клещи. Я сдавил пальцами остатки помятой булочки и, наверняка, выпрыснул внутрь то варенье, что могло ещё остаться в тесте. Тут клещи резко сомкнулись и сильнее первого раза. Я осторожно потянул и вытащил руку из сведённых судорогой радости ножек. Одна готова, улыбнулся я.
Справа, всё так же работая поршнем – бёдрышком, я ускорил такт. Нижняя гладила себя по внутренней стороне согнутой ножки, в основном внизу. Спина её изогнулась, она тоже чего-то ждала, что-то подступало…
Я положил освободившуюся левую на голову Жули, попытался погладить её сквозь скатерть. Она тут же выпрыгнула и удивлённо спросила:
– Что, Хозяин, Вам что-то не нравится?
– Да нет, что ты, глупая… Всё мне нравится, я только хотел погладить тебя по голове. Кстати, раз уж ты здесь, – я улыбнулся, – должен спросить. Ты хочешь, чтобы я тебя там напоил? Или не стоит этого делать?
Она тоже улыбнулась – широко, как-то плотоядно, по её раскрасневшемуся от желания лицу, было непонятно: покраснела бы она сейчас от смущения или же нет.
– Да, мой Господин, очень хочу, – и она тут же нырнула обратно. Снова те же движения, снова те же влажные объятия, снова та же печка во мне разогревается, чем дальше, тем жарче, наполняется давлением и скоро взорвётся.
Наконец, оказавшись на пределе терпения, я остановил толкания в Правую нижнюю, резко крутанул косточку внутри неё и снова задвигал, но очень быстро и сильно, почти вбивая. Она изогнулась всем телом, и я увидел, как по мышцам тут и там побежали судороги оргазма. Я убрал руку, а она накрыла ладонью своё место, откуда торчала часть уточки, и тоже свела ножки вместе. А я положил и вторую руку на двигающуюся голову милой Джули и, перестав сдерживаться, стал рывками высвобождать свою энергию, одаривая ею сполна заботливую служанку…

Через пять минут, довольные и счастливые, мы расставались. Обед был закончен и я дожёвывал последний кусочек колбаски из того, что мне хотелось. Все три нижние были снова одеты, опрятны и приличны. Только счастливые личики отличали их от первоначально любопытных и слегка испуганных. Я расставил столы примерно, как они и стояли до этого. Убрал лампы. И пошёл к бару. Быстренько рассчитавшись за всю еду по счёту, составленному Джульеттой, я направился к выходу, как тут мне преградила дорогу женщина в кумачовом платье, сверкающем сотнями маленьких звёзд. Та самая, что я видел вначале, и которая во время обеда сидела от меня не так уж далеко, чтоб не догадываться хотя бы примерно о том, что я вытворял и с кем. Но в отличие от первой встречи, когда она производила впечатление независимой и самодостаточной Домины, теперь я заметил на ней значок Темы. Там горел зелёным, надо же – зелёным, огнём сектор ДС. А на грациозных плечах и вокруг шейки, красовался её уже виденный мной шарф – такого же яркого цвета свежей травы.
– Извините, Господин, – тронула она меня за пуговичку пиджака, но тут же убрала руку и опустила голову, – я случайно увидела, как Вы изволили отобедать… – она замялась, – мне показалось, что Вы немножечко не наелись. Ещё раз нижайше прошу Вас меня извинить, но я только что заказала кабинет на втором этаже и несколько очень вкусных, уверяю вас, блюд… Не откажете ли мне попробовать их со мной?.. – она подняла на меня глаза, и я увидел не властную, а просто очень красивую женщину, просящую об услуге и страстно надеющуюся.
Ну… Как было ей отказать?..


Арх.
[angel]

Начало рассказа здесь.

3.

После того, как мы допили свой кофе, Лана повела меня к выходу, в прихожую. Затем мы оказались в выставочном зале и подошли к стойкам с моделями. Мое внимание привлекла девушка, связанная в позе молящейся монахини. На ней было черное длинное платье, отделанное серебряной вышивкой по рукавам и вороту. Словно читая мои мысли, Лана придержала меня за локоть и предостерегла:

- Не прикасайся к моделям, это считается оскорблением.

- Ой, спасибо, Лана, вот бы я сейчас влип! - отпрянул от модели я.

Следующая модель была как рыбка, затянутая в сеть с головы до ног. Она едва заметно покачивалась, насколько позволяла фиксирующая её веревка у стойки.

Несмотря на то, что все модели были одеты без малейшего намека на эротику, смотреть на их упругие, пышущие теплом тела, было очень заводным процессом. Переходя от одной стойки к другой, я возбуждался все сильнее и сильнее.

В какой-то момент мир вокруг нас с Ланой, казалось, пришел в некоторое едва уловимое движение. Глядя в глаза друг другу, мы невольно взялись за руки и обнаружили, что ушли в самый угол зала.

Через мгновение это оцепенение прошло, и я, все еще глубоко дыша, обратил внимание на происходящее:
- Ты взяла меня за руки?…

- Чтобы ты не упал от головокружения, - тихо ответила Лана спокойным голосом, - ну что, ты готов узнать, что будет дальше?

- Не очень, - хриплым голосом попытался отказаться я.

- И что тебе мешает? - уже чуть более громким голосом спросила Лана.

- Я... Я не знаю. Наверное то, что я... что мне...

- Хочется попробовать? - она хитро улыбнулась.

Сердце мое забилось так часто, что я перестал вообще слышать окружающие звуки. И я понял - сейчас или никогда.

- Ххххочу... - выдавил из своего непослушного рта я.- Очень хочу, но боюсь. Ты можешь помочь?


- В чем именно тебе нужна моя помощь? Что ты хочешь попробовать?

- Некоторые из поз, в которых мы сейчас видели моделей.

- Так в чем проблема? Идем, сейчас все будет! - мягко, но уверенно подталкивала меня Лана. - А чтобы тебе было проще, застегни на своей шее вот это, в любой удобной для тебя степени.

И Лана протянула мне блестящей черной снаружи кожи, а изнутри красным бархатом ошейник на тонкой, но прочной цепочке. С внутренней стороны был текст, на который она обратила мое внимание:

- Прочти этот текст вслух.

Я подчинился:

- Надевая этот ошейник на свою шею, я обязуюсь исполнять все приказы Госпожи Ланы и других Её слуг, если они не ведут к травмам и опасности для жизни. Мне назначается стоп-слово "карандаш" для того, чтобы я по своему желанию мог выйти из игры до окончания любого действия.

- Молодец, Траумер. Вместо этого имени на время игры я буду называть тебя... А, впрочем, это не важно. Ты все поймешь сам, а теперь надевай. Так, теперь застежку, склони голову...
Что-то щелкнуло сзади.

- Это замок, чтобы сам не снял. А теперь следуй за мной, - в голосе Ланы послышался металл и она легонько, но ощутимо дернула за цепочку. Снова мы прошли мимо моделей, и на этот раз все они, обратив на меня внимание, легонько улыбались мне вслед.

В коридоре мы воспользовались лифтом и поднялись на второй этаж, где был коридор, а вдоль него комнаты с одинаковыми дверями, на каждой из которых был штрих-код и номер. Дверь нужного нам номера открылась смарт-картой, которую Лана вынула из своей сумочки.

- заходи, Дружок, вот твой шкафчик, оставь в нем всю свою одежду и вещи, вплоть до белья.

Что-то в этом ошейнике... Или во мне было такое, что я, ни о чем вообще не думая, принялся исполнять молча. Пока я раздевался, Госпожа Лана смотрела на меня с некоторой высокомерной улыбкой. Позже я понял, что эта улыбка означает.

Когда все было закончено, хозяйка номера отправила меня в душ, пристегнув в нем цепочку на выступающее из стены кольцо.

- И смотри тут не шали, видеокамера мне все покажет. Все, что нужно чтобы привести себя в порядок, тут есть. Я хочу, чтобы кроме чистоты от тебя ничем не пахло.

И я принялся за дело, как только закрылась дверь. Первым делом посмотрел, насколько крепка цепочка и хватит ли её длины... Хватило. Ну да ладно, - подумал я и встал под теплые струи душа.

Когда вода была выключена, я взял с полки полотенце и до красноты вытерся им.

- Давно не чувствовал себя так легко, - подумал я снова и обвел пальцами контур своего ошейника. В этот момент дверь открылась, и передо мной явилась Госпожа Лана, уже иначе одетая. На ней был черный кружевной корсет, такие же трусики и черные, тончайшие чулки на подтяжках корсета. Завершали образ черные босоножки на высокой шпильке и черный прозрачный халат.

- Какая Вы... эффектная, Госпожа! - опять хриплым голосом сказал я.

- Я знаю, Дружок, - заметила Госпожа и щелкнула меня чем-то по бедру.

- Ай! Больно! - попытался пожаловаться я.

- Не ныть! На колени! В другой раз, когда тебе нужно будет говорить, я тебя об этом попрошу. А так сказать ты можешь только свое стоп-слово, после которого все кончится. Теперь за мной! - приказала Она и вывела меня из ванной комнаты в зал. Зальчик был небольшой, уютный - кресло, кровать и стойка в виде буквы Х у стены. На стойке мое внимание задержалось - на концах стойки были кольца.

- Хочешь туда? - спросила Лана, - кивни, но не говори.

Я кивнул.

- Рано тебе еще. Я заметила, как ты на мое белье смотришь. Ты ведь к нему неравнодушен, не так ли? Кивни два раза.

Я снова кивнул, дважды, как мне было приказано.

- Наверное, ты тайком ото всех надеваешь на себя что-то?

- Да, - густо покраснев, ответил я, - простите за то, что заговорил.

- Я понимаю, каково тебе, - неожиданно для меня заметила Госпожа, - и могу облегчить твои страдания. Ты сможешь жить в гармонии с самим собой.

- Вы хотите отучить меня от вещей? Я пробовал, много раз пробовал... И каждый раз вещей становится только больше. Вот и сейчас, я в "завязке" второй месяц, меня ломает так, что я дрожу, глядя на Вас... - уже со слезами сказал я.

- Подбери сопли, Дружок. Я все сделаю правильно, не трусь. А пока ты доверился мне, делай все и ни о чем не думай. Понял?

- Угу.

- на кровати я подобрала одежду для тебя на сегодняшний вечер. Но сначала пару штучек. Наклонись к полу как можно ниже и расставь бедра. Та-ак, молодец - и я почувствовал, как в анус вошло что-то холодное, гладкое, вроде шарика на штырьке.

- это пробка, - отвечая на мой немой вопрос, сказала Госпожа, - для полноты ощущений. Теперь встань передо мной. Для твоих гениталий есть тоже подарок, чтобы ты не шалил без меня.

Это был металлический чехол, в который с трудом уместился возбужденный до крайности уже орган, и вся конструкция была закрыта на малюсенький замочек сверху.

- теперь белье, - приказала Госпожа. Аккуратнее, не разорви.

Я повиновался. Розовые шелковые трусики-танга с трудом вместили все что надо, и узкая полоска шаловливо щекотала там, где традиционное белье не бывает никогда.

За трусиками последовал такого же цвета лиф, в котором уже были вложены силиконовые вставки. С трудом я застегнул его на себе. Хорошо, что он впору, - подумал я и встал, глядя на Госпожу вопросительно.

- теперь чулки. Да-да, вон те, белые. Аккуратно! А то получишь!

С замиранием сердца я собрал руками чулок и дрожащими руками расправил на левой ноге. Выдохнул.

Теперь второй. Также с содроганием собрал, натянул на ступню и мой слух и мое сердце прорезал треск! Одев чулок по всей длине, я обнаружил на нем жирную стрелку до самой резинки!

- Разорвал? - утвердительно спросила Госпожа, - теперь вставай на четвереньки.

Мои ягодицы обожгли три удара плетью. Было больно, но я обещал не ныть.

- Спасибо, Госпожа Лана.

- Молодец, Дружок. Теперь бери платье и надевай его.

Платье тоже было розовым, шелковым и как будто по моей фигуре. Надев его, я выпустил цепочку поводка наружу и протянул Госпоже.

- Молодец, теперь туфли. Ах, да, чулки. Ты останешься в этих и пусть эта стрелка ежеминутно напоминает тебе, что с такими вещами надо быть аккуратнее.

Туфли были как будто из сказки - розовые лодочки с ремешками, опоясывающими лодыжку, и запирающимися на замок. Когда я встал на них, у меня закружилась голова: это же образ, в котором я снился себе! В этом головокружении я услышал голос Госпожи:

- Без макияжа твой образ будет неполным. Сегодня достаточно этого блеска для губ и туши. сам справишься, в прихожей зеркало.

Я, конечно, справился, потом вернулся к Госпоже и встал на колени.

- Конфетка, ты почти готова. На кровати еще одна коробка, открой её. Скажи мне, что там?

С волнением я открыл коробку. В ней были черные кожаные браслеты разных диаметров, также отделанные красным бархатом внутри, как и ошейник на моей шее, который Госпожа дернула, напомнив:

- Так что там, почему ты молчишь?

- Там какие-то странные браслеты…

- Правильно, браслеты. И не какие-то, а браслеты для твоих рук и твоих ног. Теперь одень те, что побольше, на свои лодыжки, застегни до щелчка и подойди ко мне.

Я повиновался. После ошейника эти браслеты не казались мне чем-то из ряда вон выходящим, и через мгновение маленькие замочки уже красовались в застежках моих новых украшений.

- Теперь одень оставшиеся браслеты себе на запястья и протяни свои руки мне.

Снова маленькие замочки украсили застежки браслетов. На какое-то мгновение я увидел свое отражение в зеркале и подмигнул, поддерживая себя.

- Да ты кокетка, Конфетка! - заметила этот жест Госпожа, - теперь подойди к стойке и прижмись к ней спиной.

Откуда-то появился широкий ремень-пояс, и тут же был застегнут на моей… кхм… талии, если так можно выразиться. К кольцам на стойке через небольшие карабины были пристегнуты браслеты на моих ногах и руках.

- Теперь ты точно готова. Мы начинаем! - сказала Госпожа и отвесила мне легкую пощечину.

К чему была готова Конфетка в моем исполнении, я даже представить себе не мог. Но пока мне все нравилось.


4.

Радовался я недолго. Я ждал раскрытия образа в действии, но то, что произошло дальше, меня удивило, причем не с лучшей точки зрения.

- Ну и кто тебя гнобил в детстве? - спросила Лана, встав передо мной и потянув за поводок.

От воспоминаний об этом мне стало тошно. Сглотнув, я ответил:

- Старшая сестра…

- Какой ты смешной, - говорила она? Как же она называла тебя?

Мне стало еще больнее. Так, что грудь стиснула боль, а из глаз брызнули слезы.

- Бабенка…

- Но ведь ты не бабенка? Так ведь? Или…

- В этом образе - да. И мне невыносимо больно, - всхлипывая, ответил я.

- Бабенка, теперь и я буду тебя так называть! Ты ведь хочешь этого?

- Да что ж Вы делаете-то... Что?

- Бабенка! - с издевкой звучал голос Ланы.

- Зачем? За что?

- Дрянь! Тебя даже пороть не интересно! Ты пищишь как баба. А ты - кто? Кто - ты? Скажи мне?

Слезы залили мои глаза так, что я не видел перед собой ничего.

- Да что Вы знаете об этом?! Что себе позволяете? - в полный голос закричал я на Лану.

Лана встала прямо передо мной. Её каблуки были выше моих и она сравнялась со мной ростом. Нежные и теплые ладошки её легли на мое лицо и через мгновение платок вытер мои слезы.

- Потерпи немного, мой дорогой Траумер, сейчас тебе нужна эта боль. Именно она тебя сделает.

С этими словами Лана поцеловала меня своими прохладными, влажными губами. Ничего приятнее на свете я не ощущал.

- Карандаш, - произнес я едва слышно.

- Уверен?

- На сегодня - карандаш, - подтвердил я.

- Ты хорошо сегодня поработал, Траумер. Сейчас я помогу тебе разоблачиться.

И Лана, перестав быть Госпожой, помогла мне аккуратно все снять и смыть остатки косметики с лица.

- А чулки ты купишь новые сам. Эти забирай себе, потренируешься. И еще. Ошейник тебе больше не нужен, я сниму его. Если тебе все еще интересно, что будет дальше, наш уговор через неделю - в силе. Если струсишь - не увидишь меня больше никогда. Выход найдешь сам. Пока, - проводила меня, уже одетого, Лана.


5.

Не помню, как я вернулся домой. Я чувствовал сильную боль и опустошение, но у меня не было сил ни о чем думать. На автопилоте я разделся и рухнул в постель и проспал целую ночь без снов. Душа болела и утром. Странное ощущение — нет телесной боли, но каждый миг ощущается тяжесть то в руках, то в ногах, то в животе, или еще где-то. С этим ощущением я пришел в офис и доработал до обеда.

«Надо прогуляться, а то совсем нехорошо будет» - подумал я. И правильно подумал. Мне предстояло купить обычные для женщины, но необычные для меня вещи — нейлоновые носки и белые чулки.

С носками оказалось проще простого — я нашел их в супермаркете, и, стыдясь поначалу, положил их в корзину вместе с другими покупками. Сразу две пары, памятуя происшествие с чулками. Ощущение, что все вокруг люди смотрят на меня, разглядывают мою корзину — не покидало меня практически до самой кассы. Но это было обманчивое ощущение — никому вокруг я не был нужен, и я немного успокоился.

После этой покупки я почувствовал, как душевная боль меня понемногу отпускает. Вместе с этим мне начало казаться, что я сбросил килограммов пятнадцать лишнего веса — руки и ноги стали удивительно легкими. В следующий день я решил в обед сделать пробежку — и у меня получилось! Я не бегал до сего момента несколько лет, но в этот день как будто крылья у меня выросли, я остановился только у магазина с косметикой и бельем. Раздумывал я не очень долго — стоит или не стоит, но ведь у меня была цель. И эта цель была вполне оправдана небольшим смущением, которое я испытал в дверях магазина. Когда я оказался в этой ауре запахов духов, косметики и манекеновых ног в самых разных колготках и чулках, я немного опешил. Отрезвил меня голос продавщицы:

- Мужчина, Вам что-нибудь нужно?

- Нужно, только я немного стесняюсь, - не стал скрываться я. И почувствовал, что стесняться я вообще перестал. - У вас есть тонкие белые чулки?

- Есть, а Вам на силиконовой резинке или под пояс?

- Наверное, на силиконовой резинке будет лучше — вслух подумал я.

- Вот эти как раз такие. Правда на них есть еще имитация шва сзади.

- Как раз, я их возьму. Только в непрозрачную упаковку заверните?

- Конечно!

- А еще мне нужна телесная помада под цвет губ и тушь для ресниц.

- А губы Вашей девушки какого цвета, угадаете?

Немного смутившись, я снова переборол стеснение и признался:

- Девушка, под цвет моих губ.

Теперь продавщица немного смутилась, но это длилось недолго, и вот у меня уже породистая недешевая помада и средненькая тушь.

Рассчитавшись, я со своей новой покупкой вышел из магазина и бегом направился обратно в офис, чтобы не опоздать с обеда.

День за днем мое тело преподносило мне подобные приятные сюрпризы, до свидания оставалось три дня. А я все еще не тренировался. «Это нехорошо» - заключил я, но так приятно насладиться новым собой!

Вечером, после того, как я принял душ, выложил свои приобретения и пару чулок, которые принес со свидания. Мерить буду целый чулок. Сначала на левую ногу… Так, теперь его же — на правую. И хорошо-то как! Он остался целым. Теперь носки — их оказалось надеть проще всего. Красота! Но чего-то не хватает. Чего? Этого я еще не понимал.

Зато я понимал, что у меня получается наносить тушь и эта тушь заметна на моих ресницах. А вот помада на моих губах почти не заметна.

На следующий день я увидел у коллеги серебряный браслетик на лодыжке.

«Это именно то, что мне нужно» - почувствовал я, и в тот же обед купил себе нечто похожее в ювелирном магазине — но его пришлось укорачивать. Ниткой смерил длину, которая должна быть, и вечером ювелир укоротил мое приобретение.

В день встречи я с самого утра нарядился так, как договорились, к тому же надел цепочку. Перед тем, как выйти из офиса, я дождался пока все коллеги его покинут, и по-быстрому нанес и помаду, и тушь. А по дороге к ресторану подвернул брюки так, чтобы было все видно. Цепочка сверкала в лучах вечернего солнца и, наверное, привлекала внимание, потому что на этот раз я замечал на себе задерживающиеся ненадолго взгляды. Но сам я шел вполне себе быстро, и по этой причине мало обращал на них свое внимание. Наконец, я вошел в ресторан, и, едва поприветствовав Бруно, нашел столик Ланы.

- Привет, Лана! - запыхавшись, сказал я.

- О, Траумер! Рада тебя видеть. А ты сегодня красавец, - сказала Лана, оглядев меня с головы до ног, - да еще и модник при серебряном браслетике? Мне нравится.

- Я рад, что тебе это нравится, Лана. Ты прости меня пожалуйста, я накричал на тебя в прошлый раз.

- Принимается. А теперь расскажи мне, что ты чувствуешь после?

- Я чувствую легкость… как будто я такой высокий, что могу дотянуться до самой высокой люстры в этом зале.

- Хорошо, очень хорошо. Только ты не зазнавайся, помни, что твое прежнее состояние может еще вернуться к тебе. Но я вижу в твоих глазах, человек ты хороший, и помочь тебе нужно. С твоей стороны мне интересно знать о твоих ощущениях. Ты согласен?

- Я согласен.

[Это сообщение могут видеть зарегистрированные пользователи с репутацией не менее 1]

Предыдущие главы см. здесь.

6.

Следующую встречу Лана назначила мне так же, через неделю. На этот раз никаких вводных о том, как мне нужно одеться, не было. "Это не хорошо и не плохо", - подумал я. Но сдаваться просто так мне не хотелось: та другая, скрытая моя натура требовала выхода на публику, и, в конечном счете, я снова поддался своим желаниям - зашел в косметический магазин и взял себе черный набор для макияжа и все остальное. Раньше в такие моменты меня накрывало с головой чувство досады и грусть - потому что я снова сдался. Но в этот раз я понял, что больше не хочу подавлять свою жизненную силу. Эту силу нужно высвободить, и я чувствую, что все делаю правильно.

Неделя прошла в этих размышлениях настолько незаметно, что я и одуматься не успел. В день встречи я вообще сидел, как на иголках. Меня уже согревала мысль, что в тонких носках мои лапы ощущаются милыми изящными ножками, которые в жизни попадаются на глаза то и дело. Это ощущение напоминает то, как рюмка текилы, выпитая только что, разливается легким огоньком по телу. Я пьян, но я... Не пьян. Да, именно так.

Встречу назначили чуть позже, и я успел вернуться домой. Наконец вот он, макияж. Издалека почти что Smoky Eyes. И плевать, что издалека, плевать что почти. Видал образчики и похуже, и ничего не стесняются же. Почему я должен стесняться? Потому что я не женщина? Ну да, я не женщина. Теперь уж ничто меня ей не сделает! Да и не надо.

В этих мыслях я уже подходил к ресторану. Вдруг из моего телефона раздался звонок. Номер не отобразился.

- Алло?

- Алло, Траумер? - я узнал взволнованный голос Ланы.

- Привет, Лана... Как ты меня нашла? Я почти пришел уже.

- Неважно. Слушай внимательно!

- Слушаю...

- Если ты еще не вошел в ресторан, быстро развернись и уходи домой, и забудь дорогу сюда!

- Но Лана, все так хорошо началось...

- Нет времени объяснять. Ты должен забыть все, что ты видел, даже меня. Так надо, поймешь потом. Ненавижу тебя! Пошел прочь отсюда!

Я остановился, переводя дыхание. Вся эта информация еще не достигла моего сердца. Мозг услужливо ее сохранил, но не спешил интерпретировать. Кроме одного - Лана бросает меня.

Бросает. Меня.

Как гром среди ясного неба, мое мировоззрение рухнуло с небес на землю и разбилось на мелкие осколки.

Боль заполнила пространство моей грудной клетки, затронула все возможные нервные окончания. Я даже кричать не могу. Развернувшись, я шаг за шагом толкал свои непослушные ноги прочь от ресторана. Я словно изгнан из рая. За что? Почему? Теперь мне этого никто не скажет.

Я шел по улице, прохожие останавливались и разглядывали мой макияж. В лицах редкое недоумение чаще сменял смех и презрение. Мне все равно. Где-то там, вдалеке, осталась умопомрачительная девушка в красном платье и на высоких каблуках. И она почему-то ненавидит меня…

Не помню, как я оказался дома. Проснулся я с похмелья, в одежде и не умытый.

"Так и на работу опоздать недолго". Недолго, поэтому бегом привел себя в порядок, влил в свой непослушный организм кофе и вышел из дома. Солнце приветливо светило сверху. Птицы, как будто молодые девчонки, о чем-то галдели на ветках кустов. Почему-то мне это понравилось.

"Надо привыкать к этой боли" - всплыла откуда-то мысль.

Зачем? Я не хочу болеть... Но Она - меня бросила. Снова. Как и те, кто были до нее. Во мне что-то не так.

- Да все в тебе - ТАК! - всплыла откуда-то из самого сердца другая мысль. - Живи! Ты обещал не подавлять себя. Я научу. Но для этого мне нужны туфли на каблуке. Слышишь?

- Да слышу я... Кто ты?

- Ты. Только я другая. Другая сторона твоей натуры. Я дам тебе все нужные силы, просто прислушивайся иногда к своим желаниям. Быть может, это я тебе сигналю. Пока.

Удивительная мысль! Не хотелось бы, чтобы это было раздвоением личности. Ну да ладно, жил же я до сих пор как-то…

Через пару дней в обед я почувствовал помимо боли тягу, когда проходил мимо магазина женской обуви, только какого-то необычного - обувь в нем была больших размеров. К счастью, когда я вошел туда, в магазине была только продавщица.

- Вам что-нибудь подсказать? - спросила она таким тоном, что я перестал стесняться.

- Я хочу туфли на свою ногу. Чтобы как ботинки, но на высоком каблуке.

- Есть такие. Примерять будете?

- А можно?

- Нужно примерять, присаживайтесь на пуф.

Туфли, сначала одна, потом вторая - идеально сели на ногу. Я не мог в это поверить.

- Даже снимать не хочется! - восхищенно сказал я.

- Так это же хорошо! У нас на них сегодня скидка 20%

- Ну тогда точно беру! - обрадовался я.

Расплатившись, я вышел на улицу с коробкой. Что-то произошло в этот волшебный момент, отчего солнце стало светлее, трава зеленее, а небо еще глубже. Боль в груди начала с каждым вдохом рассеиваться. Наваждение ресторана "Пальчики оближешь" стало ослабевать.

Не знаю, захочу ли я снова туда вернуться, но пока буду жить дальше и стараться не думать о прошлом.

Первая часть рассказа здесь.

2. Человек – не рыба.

Обменяв у восточной красавицы Рабиги́ свою куртку на гардеробный жетончик, я взял со стола-стойки значок моей Темы, нацепил его на лацкан пиджака и поправил не слишком широкий, красивый тёмно-синий галстук с косыми, тонкими и редкими алыми полосками. Думаю, костюм мне шёл, да мне и самому он нравился — его официозная серьёзность и тёмные цвета делали меня элегантно строгим и даже ханжески невозмутимым на вид, удачно скрывая мою часто неуместную весёлость и ироничность. А присутствие мелких ярких контрастов красного на галстуке и теперь ещё вдобавок на круглом, сантиметров в четыре, значке (где алая клякса от центра вверх говорила «специализация – ДС») только подчёркивали это. Единственное неудобство — от теснящего действия на ступни и пах — я старался не замечать. Убедившись, что галстук на месте, я огладил пиджак, незаметно, из-за высоты стойки, поправил ремень на брюках (а заодно и сами брюки в том месте, где сходились штанины и давили на что не надо давить) и посмотрел ещё раз на маленькие груди мулатки. Рабига оказалась очень смышлёной и прилежной сотрудницей, я узнал всё, что мне было нужно, и плюс к тому даже то, что сам не догадался спросить. Вежливо поблагодарив, я обернулся к задумчивому Бруно, тот заметил это и тут же поспешил распахнуть передо мной приветливые двери главного Зала ресторана «Пальчики оближешь»!
Как я и ожидал, это было большое просторное помещение с редко расставленными квадратными, круглыми и длинными прямоугольными столами, застланными в основном белыми скатертями, но на некоторых были и другие цвета, что вносило приятное глазу разнообразие. Освещение было неравномерным: в отличие от светодиодов на потолке прихожей, здесь кое-где свисали с высокого потолка небольшие люстры, но были они ещё реже, чем столы, и потому некоторые места, особенно в углах зала, находились в таинственном полумраке. Больше половины мест пустовало. Этому, конечно, невольно поспособствовали неуёмно ретивые гастарбайтеры своими заботами о благополучии «входящих» клиентов. Хотя, будь они действительно входящими, а не ждущими под моросью, Джамшут с Равшаном узнали бы о позиционировании некоторых тематиков, особенно садистов, раньше, чем те дошли бы до Рабиги́.
Так или иначе, а немногочисленность посетителей в зале и их удалённость друг от друга меня устраивали. Справа от входа начиналась длинная барная стойка, к ней я и направился.
Здесь было больше света, чем везде, от этикеток в витринах и зеркал пестрило в глазах, а пахло разнообразными оттенками алкоголя и каких-то пряностей. У само́й стойки сидело всего два клиента. В дальнем конце я разглядел молодого светловолосого человека в жёлтых брюках, жёлтом пиджаке в крупную клетку из коричневых линий, ярко-красных лакированных туфлях и бардовой рубахе, почти до пупа расстёгнутой. Это выглядело, как аналог декольте на женском платье, только вместо соблазнительных титек у него выставлялась напоказ кудрявая шевелюра на груди. Да, каждый хвастает, чем может, но это ещё и дело вкуса. Лично я, вздумай я хвастаться, показывал бы свою почти безволосую грудь, гордясь культурной немохнатостью. У людей очень разные взгляды на эстетику вообще и эротику в частности. Напротив этого вальяжно восседавшего (насколько позволял высокий стул) франта – за стойкой, с бутылкой чего-то в руке, стояла и улыбалась в зелёном фартучке, синенькой короткой юбочке и белой блузе послушная барменша. Послушная слушала, а говорун говорил. Вообще, многие знают людей, которые трепятся без умолку только потому, что любят трёп. Этот же, скорее всего, разглагольствовал, пока не отвалится язык, потому что любил, когда его с вниманием и почтением слушают. И продолжалось это, судя по полупустой бутылке и раскованности позы Верха, довольно таки долго. Значка Темы на парне, кажется, не было, однако цвет его принадлежности был понятен не только по раскраске туфель с рубашкой, но и по всему его виду и манерам. Подробности же о предпочтениях в СМ, ДС и БД он сам охотно и с удовольствием расскажет при любом удобном случае, что, впрочем, наверняка сейчас и делал.
Неподалёку от меня в красном бархатном платье, усеянном блёстками, словно небо звёздами в ясную тихую ночь, с длиннющим и широким вырезом на спине, чуть изогнув спинку, но при этом подавшись вперёд, грациозно восседала среднего роста леди. Карминно-каштанового оттенка волосы не позволяли предположить естественный ли это цвет или же они равномерно покрашены, но ей он, как мне показалось, очень шёл — и к платью, и к остроносому личику. Локтями опираясь о столешницу, женщина держала за концы длинный зелёный шарф, которым обхватила шею прислуживающего ей по ту сторону барной стойки мужчину лет тридцати, практически своего ровесника, и, притянув его к себе, почти касаясь его лица что-то тихо ему рассказывала. Тот был в чёрном галстуке-бабочке (странно, что не зелёном) на голой шее и в белой манишке без рукавов на обнажённом, средней плотности, мускулистом теле. В руках он держал пустой бокал для вина и бутылку с красным вином, но наливать он не мог, приходилось упираться ими в стойку, чтоб самому не упасть на неё. Он вежливо, как-то виновато и смущённо улыбался в ответ и редкими кивками пленённой головы пытался заслужить освобождение от этой неловкой, неудобной позы. А женщине, видимо, это нравилось, и она всё продолжала говорить и говорить. Проходя мимо неё, я испытал острое желание погладить кончиками пальцев эту изящную голую спинку вдоль всего выреза. И обязательно так бы и сделал, не будь дама такой откровенно красной масти. Насколько я заметил ещё с дверей, откуда мог видеть её спереди и сбоку, на ней тоже не было значка. Но ей он был и не нужен — такая сама выбирает с кем ей знакомиться и как общаться с незнакомыми. Я остановился за два стула от неё, чтоб не мешать интимной беседе (до жёлто-красного фрика по левую руку было ещё дальше) и стал ждать свою барменшу, все равно какую — мне было нужно лишь по-быстрому обговорить особенности своего экстравагантного заказа и взять меню.
Девушка в красном фартучке, расставлявшая в одной из витрин быстрые закуски, быстро взглянула на меня и перевела взгляд на ту, что занималась волосатым парнем. Зелёнофартучная моментально заметила сигнал и, что-то сказав своему клиенту, одарив его извиняющейся улыбкой и налив в его бокал выпивку, направилась ко мне. Учтиво поздоровавшись и поинтересовавшись, что мне угодно, она вынула из кармашка фартука блокнотик с ручкой, правильно догадавшись, что раз я не сел, то заказ будет в зал, и раз я не заказываю за столом у официантки, то я хочу что-то особенное.
— Достал? — кивнул я на оставшегося в одиночестве клетчатого.
— Не то слово... — зарделась румянцем зелёненькая девчушка. Но тут же спохватилась, быстро добавила:
— Извините, Господин, мы не обсуждаем наших клиентов, — и раскраснелась ещё больше.
Она была такой миленькой в своём смущении и доступной, что в моей «больной» фантазии я вдруг взял её руками за голову, притянул к себе, как красная дама справа — своего бармена, поцеловал в пухленькие губки на пунцовом личике. Затем пригнул, прижав щекой к твёрдому глянцевому пластику стола, и, коротко приказав не разгибаться, перемахнул через стойку, задрал и так почти ничего не прикрывающую юбчонку, пристроился к ней сзади и доставил ей удовольствие на рабочем месте. Делая свой заказ и, на всякий случай, ещё раз осведомляясь, что можно, а что не рекомендуется, я всё ещё видел в своём воображении, как она не записывает за мной мои бзики, а держится за край стойки и вынужденно трётся щекой о гладкую прохладную поверхность из-за моих толчков. Закончив с ней (договариваться, а не то, что вы подумали), я заметил, что девушка в рубиновом платье в алмазах отпустила один конец шарфа, дав возможность «деньщику» (почему-то его роль у меня ассоциировалась именно с этим словом) распрямиться и налить Госпоже на треть бокала вишнёвого цвета напиток. Чуть повернув голову, она смотрела на меня с удивлённой заинтересованностью и лёгкой задумчивой улыбкой. Если бы я решил, что она подсмотрела мои развратные мысли, я бы, наверное, тоже покраснел, хоть и меньше барменши в зелёном фартучке и синей декоративной юбочке, столь манящей взгляды любого мужчины. Я понял, что она услыхала что-то из моих пожеланий и указаний, а это и привлекло её внимание к моей особе. Вежливо улыбнулся рыже-каштаново-красной красавице, мысленно приподняв несуществующую шляпу, а заодно и забрало выдуманного шлема (чудовищно несовместимые друг с другом картины мирно умещались одновременно в моей голове), и направился, наконец, в зал.
Место себе я выбрал практически сразу. Там, где мне было удобнее всего, — как раз никого не было на протяжении нескольких столиков вокруг. Возле противоположной от входа и бара стены. Сама стена была пустая, если не считать с десятка тематических картин на ней и слева, у конца её, двери в кухню для снующих через неё быстроногих официанток, разносящих свежеприготовленные вкусности. Вытяжная вентиляция мудро препятствовала экспансии оттуда лишних запахов. По центру стены я поставил один из длинных столов, расположив на нём две настольные лампы примерно в метре друг от друга, и подключил их. Затем выбрал небольшой квадратный столик и поставил его впереди, в трёх-четырёх шагах от стола, что остался у стены. Это будет мой аванпост, заключил я! Тут же мой ум воспротивился такому легкомысленному утверждению и обоснованно расставил всё на свои места: это никакой не форпост, скорее уж тыловая база с провиантом и главным штабом, а аванпост как раз находился у меня в тылу, стол с лампами. Это он будет моим сторожевым и охраняющим дозором — не только освещающим передо мной и впереди, но и, главное, служащее для сторонних наблюдателей контрсветом. Я же не хочу, чтобы всякие любопытные разглядывали и видели в деталях то, что я буду делать. Все детали, да и меня самого, будет защищать от лишних глаз контровый свет позади меня, а если одну из ламп я или что-нибудь другое загородим, то светить в глаза будет вторая, именно потому их и две, ну и мне самому будет лучше видно то, что на столике, вернее на столах. Итак, аванпост в тылу, а тыл спереди — вот так в наше постмодернистское время смыслы меняются местами и возводят абсурд в норму, просто всепроникающий рок какой-то, подытожил мой философствующий мозг. Но теория теорией, а для тематической практики не всё готово. Ещё два стола я приткнул к бокам главного столика, эти уже были чуток пошире и намного длиннее. Хорошо, что здесь есть такой выбор из мебели.
Пока я сдвигал столы, сзади послышались приближающиеся торопливые шажки и тонкий взволнованный голос Рабиги произнёс:
— Что Вы делаете? Кто Вы? — я обернулся, и она, узнав меня, тут же успокоилась.
— Вы сами мне разрешили перестановку столов, если это никому не будет мешать, по моему вкусу, — напомнил я, — А при заказе в баре это мне подтвердили.
— Да-да, извините, просто я Вас не узнала со спины, простите, пожалуйста... — затараторила она, — Заработалась совсем, вот, как раз бегу на кухню перекусить немного. Там сейчас пирожные, ой, мне нельзя. Я чай и немножко булочек, ну, если честно, то и кусочек мяса. Вы не подумайте, я только один, просто очень хочется мяса, а сосисок нет. Ой, то есть сосиски есть, конечно, конечно же, есть! Но я их не ем. Почти совсем. Понимаете — там свинина. А я, как бы это сказать, не люблю свинину. А булочки... Если, конечно, в булочках нет сладкого варенья... И кусочек мяса. Небольшой совсем! А Вам принести что-нибудь? Хотите?
— Нет, спасибо Вам большое, милая Рабига́, мне принесут, — я широко улыбнулся ей. Ну вот, да что ж такое, теперь и эта раскраснелась! — Только вот что. Раз уж Вы здесь. Мне нужно отключить вот эту люстру над нами, можете? Вы говорили, что у вас они отключаются каждая отдельно по желанию клиентов. Отключите, пожалуйста, а ко мне сейчас подойдут и принесут любую еду.
— Да-да, я быстро, — она вновь заулыбалась, — Приятного Вам аппетита и... ну... отдыха у нас, — и упорхнула выполнять мою просьбу.
Через несколько секунд, когда я заканчивал центровать столешницы, лишний свет надо мной погас, и остался прекрасный мягкий полумрак, отлично раздвигаемый светильниками позади меня. Красиво и удобно получилось, я был собой доволен, ведь устроил всё, как хотел. Рыба ищет где глубже, а человек находит где лучше и переделывает! У меня вообще мало общего с рыбами, если честно…
Получившаяся конструкция имела вид буквы «П» и представляла собой точное воплощение моей задумки. Все три стола были застелены длинными белыми скатертями, почти до пола, и пустыми. Я нашел, где оставил меню, взял стул — обычный, с мягким сиденьем и без спинки, оглядел ресторанное помещение и отметил, что любопытство вызывал практически у всех! Впрочем, вежливость у людей присутствовала, и все, кроме трёх, кучно сгруппировавшихся девушек у бара, отвернулись. Это были те, кого просил поискать у барменши. Я боялся, что она не сможет найти среди незанятых нижних сотрудниц ресторана тех, кого бы я хотел к себе пригласить. Пригласить не обедать со мной, а послужить терпеливым безропотным антуражем – двоих, и на роль расторопной прислуги для джентльмена – профана в правильной роскоши обеда – третью. Слава богам, особенно Дионису, она нашла таких желающих! Может, их было и больше, ведь стараниями двух иностранных «благодетелей» в ресторан не поступало новых посетителей, и работы у всех поубавилось. А всем известно, что нет ничего хуже и опаснее на свете, чем скучающие без работы, а тем более без Темы, нижние! Но мне нужно было всего только три. Наблюдая за мной, они, насколько я мог судить издалека по застывшим фигурам (услышать я их не мог), не переговаривались. Думаю, в тот момент каждая сама для себя решала, что же я строю: пыточную или что похуже. Хотя, в своей пикантной просьбе, я сразу объяснил и Рабиге, и «зелёному фартучку» бара, что никакого насилия, садизма, в том числе морального, и никакой боли, даже если попросят. Но бояться им, очевидно, никто не запрещал. Я уселся, раскрыл меню, и троица нижних, поняв, что я закончил приготовления, поспешила ко мне, в мою власть.
Все три девушки были именно такими, как я и мечтал: среднего роста, в меру худенькие — не анорексички, но и без лишнего жирка, немного за двадцать, две из них были медлительно томными, третья — живенькая. Остальное, а именно развратность и смиренная послушность, пока было не ясно, но я уже не сомневался, что и в этом всё будет замечательно. Неужели за такими милыми созданиями никто здесь в ресторане не ухаживает, пока они сидят без дела, мысленно посочувствовал я. Ведь тут должно быть полно и Верхних сотрудников. На них была одинаковая одежда нижних служанок ресторана, хотя, как я узнал на ресепшене и в баре, обычность эта меняется изо дня в день и неизвестно по какой прихоти старших администраторов. Не знаю, как в другие дни, но сегодня это было прелестно. На них были очень короткие белые блузки, ещё более короткие изумрудные юбочки, которые лишь скрывали цвет трусиков, если таковые были, да и то не всегда, ну и зелёные туфельки на невысоком каблучке. Фартучков официанток не было, если кто-то из них и работал разносчицами, а может даже и поварами, то предпочли снять лишнюю «спецовку». Но я был чуть-чуть развратнее и посчитал лишним не только фартук. Двум, которым суждено было стать моими живыми чувствительными манекенами, я велел разуться и раздеться топлес. Выбрав первой самую любопытненькую, но смиренно неподвижную, я пригласил её занять своё место.
— Ложись на спину и чуть повернись ко мне, — я хлопнул по столу справа от себя, — Вот здесь будет твоя голова, здесь лопатки, здесь попа. Руками можешь делать что угодно, только мне – не мешай!
Она послушно водрузилась на скатерть, как я сказал. Второй я велел проделать то же самое, симметрично первой, но на левом от меня столе. Они расположились так, что я мог, не вставая со стула, дотягиваться руками (что я и проделал, прогладив кожу, где достал) от голов чуть позади меня до их колен впереди. А сидя прямо и раздвинув локти, я касался бы их животиков.
— А как же я, Господин? Мне что делать? — жалобно спросила третья.
— А ты – как и оговорено – будешь прислуживать мне. Официанткой, слугой, массажисткой, советчицей. Я совершенно не разбираюсь во всех этих премудростях и изысках ресторанных блюд, никогда не был извращённым гурманом, — я улыбнулся своей свеженазначенной служанке, — Как тебя зовут? Иди ко мне.

— Джули, Господин, то есть Джульетта, у меня мама с папой были актёрами театра, папа сейчас уже режиссёр, а мама и теперь играет. Им очень нравится Шекспир. А вот друзья у меня совсем-совсем не понимают высокого искусства и зовут меня Жули или Жуля. Глупые, но я давно привыкла, — она быстренько обежала вокруг левого стола, смешно тряся грудками под коротенькой блузой, и встала у меня за спиной справа, заглядывая в раскрытое у меня в руках меню, готовая уже подсказывать такому несмышлёному в правильной еде Хозяину.

Читать дальше: Окончание