bdsmion

Первая часть рассказа здесь.

2. Человек – не рыба.

Обменяв у восточной красавицы Рабиги́ свою куртку на гардеробный жетончик, я взял со стола-стойки значок моей Темы, нацепил его на лацкан пиджака и поправил не слишком широкий, красивый тёмно-синий галстук с косыми, тонкими и редкими алыми полосками. Думаю, костюм мне шёл, да мне и самому он нравился — его официозная серьёзность и тёмные цвета делали меня элегантно строгим и даже ханжески невозмутимым на вид, удачно скрывая мою часто неуместную весёлость и ироничность. А присутствие мелких ярких контрастов красного на галстуке и теперь ещё вдобавок на круглом, сантиметров в четыре, значке (где алая клякса от центра вверх говорила «специализация – ДС») только подчёркивали это. Единственное неудобство — от теснящего действия на ступни и пах — я старался не замечать. Убедившись, что галстук на месте, я огладил пиджак, незаметно, из-за высоты стойки, поправил ремень на брюках (а заодно и сами брюки в том месте, где сходились штанины и давили на что не надо давить) и посмотрел ещё раз на маленькие груди мулатки. Рабига оказалась очень смышлёной и прилежной сотрудницей, я узнал всё, что мне было нужно, и плюс к тому даже то, что сам не догадался спросить. Вежливо поблагодарив, я обернулся к задумчивому Бруно, тот заметил это и тут же поспешил распахнуть передо мной приветливые двери главного Зала ресторана «Пальчики оближешь»!
Как я и ожидал, это было большое просторное помещение с редко расставленными квадратными, круглыми и длинными прямоугольными столами, застланными в основном белыми скатертями, но на некоторых были и другие цвета, что вносило приятное глазу разнообразие. Освещение было неравномерным: в отличие от светодиодов на потолке прихожей, здесь кое-где свисали с высокого потолка небольшие люстры, но были они ещё реже, чем столы, и потому некоторые места, особенно в углах зала, находились в таинственном полумраке. Больше половины мест пустовало. Этому, конечно, невольно поспособствовали неуёмно ретивые гастарбайтеры своими заботами о благополучии «входящих» клиентов. Хотя, будь они действительно входящими, а не ждущими под моросью, Джамшут с Равшаном узнали бы о позиционировании некоторых тематиков, особенно садистов, раньше, чем те дошли бы до Рабиги́.
Так или иначе, а немногочисленность посетителей в зале и их удалённость друг от друга меня устраивали. Справа от входа начиналась длинная барная стойка, к ней я и направился.
Здесь было больше света, чем везде, от этикеток в витринах и зеркал пестрило в глазах, а пахло разнообразными оттенками алкоголя и каких-то пряностей. У само́й стойки сидело всего два клиента. В дальнем конце я разглядел молодого светловолосого человека в жёлтых брюках, жёлтом пиджаке в крупную клетку из коричневых линий, ярко-красных лакированных туфлях и бардовой рубахе, почти до пупа расстёгнутой. Это выглядело, как аналог декольте на женском платье, только вместо соблазнительных титек у него выставлялась напоказ кудрявая шевелюра на груди. Да, каждый хвастает, чем может, но это ещё и дело вкуса. Лично я, вздумай я хвастаться, показывал бы свою почти безволосую грудь, гордясь культурной немохнатостью. У людей очень разные взгляды на эстетику вообще и эротику в частности. Напротив этого вальяжно восседавшего (насколько позволял высокий стул) франта – за стойкой, с бутылкой чего-то в руке, стояла и улыбалась в зелёном фартучке, синенькой короткой юбочке и белой блузе послушная барменша. Послушная слушала, а говорун говорил. Вообще, многие знают людей, которые трепятся без умолку только потому, что любят трёп. Этот же, скорее всего, разглагольствовал, пока не отвалится язык, потому что любил, когда его с вниманием и почтением слушают. И продолжалось это, судя по полупустой бутылке и раскованности позы Верха, довольно таки долго. Значка Темы на парне, кажется, не было, однако цвет его принадлежности был понятен не только по раскраске туфель с рубашкой, но и по всему его виду и манерам. Подробности же о предпочтениях в СМ, ДС и БД он сам охотно и с удовольствием расскажет при любом удобном случае, что, впрочем, наверняка сейчас и делал.
Неподалёку от меня в красном бархатном платье, усеянном блёстками, словно небо звёздами в ясную тихую ночь, с длиннющим и широким вырезом на спине, чуть изогнув спинку, но при этом подавшись вперёд, грациозно восседала среднего роста леди. Карминно-каштанового оттенка волосы не позволяли предположить естественный ли это цвет или же они равномерно покрашены, но ей он, как мне показалось, очень шёл — и к платью, и к остроносому личику. Локтями опираясь о столешницу, женщина держала за концы длинный зелёный шарф, которым обхватила шею прислуживающего ей по ту сторону барной стойки мужчину лет тридцати, практически своего ровесника, и, притянув его к себе, почти касаясь его лица что-то тихо ему рассказывала. Тот был в чёрном галстуке-бабочке (странно, что не зелёном) на голой шее и в белой манишке без рукавов на обнажённом, средней плотности, мускулистом теле. В руках он держал пустой бокал для вина и бутылку с красным вином, но наливать он не мог, приходилось упираться ими в стойку, чтоб самому не упасть на неё. Он вежливо, как-то виновато и смущённо улыбался в ответ и редкими кивками пленённой головы пытался заслужить освобождение от этой неловкой, неудобной позы. А женщине, видимо, это нравилось, и она всё продолжала говорить и говорить. Проходя мимо неё, я испытал острое желание погладить кончиками пальцев эту изящную голую спинку вдоль всего выреза. И обязательно так бы и сделал, не будь дама такой откровенно красной масти. Насколько я заметил ещё с дверей, откуда мог видеть её спереди и сбоку, на ней тоже не было значка. Но ей он был и не нужен — такая сама выбирает с кем ей знакомиться и как общаться с незнакомыми. Я остановился за два стула от неё, чтоб не мешать интимной беседе (до жёлто-красного фрика по левую руку было ещё дальше) и стал ждать свою барменшу, все равно какую — мне было нужно лишь по-быстрому обговорить особенности своего экстравагантного заказа и взять меню.
Девушка в красном фартучке, расставлявшая в одной из витрин быстрые закуски, быстро взглянула на меня и перевела взгляд на ту, что занималась волосатым парнем. Зелёнофартучная моментально заметила сигнал и, что-то сказав своему клиенту, одарив его извиняющейся улыбкой и налив в его бокал выпивку, направилась ко мне. Учтиво поздоровавшись и поинтересовавшись, что мне угодно, она вынула из кармашка фартука блокнотик с ручкой, правильно догадавшись, что раз я не сел, то заказ будет в зал, и раз я не заказываю за столом у официантки, то я хочу что-то особенное.
— Достал? — кивнул я на оставшегося в одиночестве клетчатого.
— Не то слово... — зарделась румянцем зелёненькая девчушка. Но тут же спохватилась, быстро добавила:
— Извините, Господин, мы не обсуждаем наших клиентов, — и раскраснелась ещё больше.
Она была такой миленькой в своём смущении и доступной, что в моей «больной» фантазии я вдруг взял её руками за голову, притянул к себе, как красная дама справа — своего бармена, поцеловал в пухленькие губки на пунцовом личике. Затем пригнул, прижав щекой к твёрдому глянцевому пластику стола, и, коротко приказав не разгибаться, перемахнул через стойку, задрал и так почти ничего не прикрывающую юбчонку, пристроился к ней сзади и доставил ей удовольствие на рабочем месте. Делая свой заказ и, на всякий случай, ещё раз осведомляясь, что можно, а что не рекомендуется, я всё ещё видел в своём воображении, как она не записывает за мной мои бзики, а держится за край стойки и вынужденно трётся щекой о гладкую прохладную поверхность из-за моих толчков. Закончив с ней (договариваться, а не то, что вы подумали), я заметил, что девушка в рубиновом платье в алмазах отпустила один конец шарфа, дав возможность «деньщику» (почему-то его роль у меня ассоциировалась именно с этим словом) распрямиться и налить Госпоже на треть бокала вишнёвого цвета напиток. Чуть повернув голову, она смотрела на меня с удивлённой заинтересованностью и лёгкой задумчивой улыбкой. Если бы я решил, что она подсмотрела мои развратные мысли, я бы, наверное, тоже покраснел, хоть и меньше барменши в зелёном фартучке и синей декоративной юбочке, столь манящей взгляды любого мужчины. Я понял, что она услыхала что-то из моих пожеланий и указаний, а это и привлекло её внимание к моей особе. Вежливо улыбнулся рыже-каштаново-красной красавице, мысленно приподняв несуществующую шляпу, а заодно и забрало выдуманного шлема (чудовищно несовместимые друг с другом картины мирно умещались одновременно в моей голове), и направился, наконец, в зал.
Место себе я выбрал практически сразу. Там, где мне было удобнее всего, — как раз никого не было на протяжении нескольких столиков вокруг. Возле противоположной от входа и бара стены. Сама стена была пустая, если не считать с десятка тематических картин на ней и слева, у конца её, двери в кухню для снующих через неё быстроногих официанток, разносящих свежеприготовленные вкусности. Вытяжная вентиляция мудро препятствовала экспансии оттуда лишних запахов. По центру стены я поставил один из длинных столов, расположив на нём две настольные лампы примерно в метре друг от друга, и подключил их. Затем выбрал небольшой квадратный столик и поставил его впереди, в трёх-четырёх шагах от стола, что остался у стены. Это будет мой аванпост, заключил я! Тут же мой ум воспротивился такому легкомысленному утверждению и обоснованно расставил всё на свои места: это никакой не форпост, скорее уж тыловая база с провиантом и главным штабом, а аванпост как раз находился у меня в тылу, стол с лампами. Это он будет моим сторожевым и охраняющим дозором — не только освещающим передо мной и впереди, но и, главное, служащее для сторонних наблюдателей контрсветом. Я же не хочу, чтобы всякие любопытные разглядывали и видели в деталях то, что я буду делать. Все детали, да и меня самого, будет защищать от лишних глаз контровый свет позади меня, а если одну из ламп я или что-нибудь другое загородим, то светить в глаза будет вторая, именно потому их и две, ну и мне самому будет лучше видно то, что на столике, вернее на столах. Итак, аванпост в тылу, а тыл спереди — вот так в наше постмодернистское время смыслы меняются местами и возводят абсурд в норму, просто всепроникающий рок какой-то, подытожил мой философствующий мозг. Но теория теорией, а для тематической практики не всё готово. Ещё два стола я приткнул к бокам главного столика, эти уже были чуток пошире и намного длиннее. Хорошо, что здесь есть такой выбор из мебели.
Пока я сдвигал столы, сзади послышались приближающиеся торопливые шажки и тонкий взволнованный голос Рабиги произнёс:
— Что Вы делаете? Кто Вы? — я обернулся, и она, узнав меня, тут же успокоилась.
— Вы сами мне разрешили перестановку столов, если это никому не будет мешать, по моему вкусу, — напомнил я, — А при заказе в баре это мне подтвердили.
— Да-да, извините, просто я Вас не узнала со спины, простите, пожалуйста... — затараторила она, — Заработалась совсем, вот, как раз бегу на кухню перекусить немного. Там сейчас пирожные, ой, мне нельзя. Я чай и немножко булочек, ну, если честно, то и кусочек мяса. Вы не подумайте, я только один, просто очень хочется мяса, а сосисок нет. Ой, то есть сосиски есть, конечно, конечно же, есть! Но я их не ем. Почти совсем. Понимаете — там свинина. А я, как бы это сказать, не люблю свинину. А булочки... Если, конечно, в булочках нет сладкого варенья... И кусочек мяса. Небольшой совсем! А Вам принести что-нибудь? Хотите?
— Нет, спасибо Вам большое, милая Рабига́, мне принесут, — я широко улыбнулся ей. Ну вот, да что ж такое, теперь и эта раскраснелась! — Только вот что. Раз уж Вы здесь. Мне нужно отключить вот эту люстру над нами, можете? Вы говорили, что у вас они отключаются каждая отдельно по желанию клиентов. Отключите, пожалуйста, а ко мне сейчас подойдут и принесут любую еду.
— Да-да, я быстро, — она вновь заулыбалась, — Приятного Вам аппетита и... ну... отдыха у нас, — и упорхнула выполнять мою просьбу.
Через несколько секунд, когда я заканчивал центровать столешницы, лишний свет надо мной погас, и остался прекрасный мягкий полумрак, отлично раздвигаемый светильниками позади меня. Красиво и удобно получилось, я был собой доволен, ведь устроил всё, как хотел. Рыба ищет где глубже, а человек находит где лучше и переделывает! У меня вообще мало общего с рыбами, если честно…
Получившаяся конструкция имела вид буквы «П» и представляла собой точное воплощение моей задумки. Все три стола были застелены длинными белыми скатертями, почти до пола, и пустыми. Я нашел, где оставил меню, взял стул — обычный, с мягким сиденьем и без спинки, оглядел ресторанное помещение и отметил, что любопытство вызывал практически у всех! Впрочем, вежливость у людей присутствовала, и все, кроме трёх, кучно сгруппировавшихся девушек у бара, отвернулись. Это были те, кого просил поискать у барменши. Я боялся, что она не сможет найти среди незанятых нижних сотрудниц ресторана тех, кого бы я хотел к себе пригласить. Пригласить не обедать со мной, а послужить терпеливым безропотным антуражем – двоих, и на роль расторопной прислуги для джентльмена – профана в правильной роскоши обеда – третью. Слава богам, особенно Дионису, она нашла таких желающих! Может, их было и больше, ведь стараниями двух иностранных «благодетелей» в ресторан не поступало новых посетителей, и работы у всех поубавилось. А всем известно, что нет ничего хуже и опаснее на свете, чем скучающие без работы, а тем более без Темы, нижние! Но мне нужно было всего только три. Наблюдая за мной, они, насколько я мог судить издалека по застывшим фигурам (услышать я их не мог), не переговаривались. Думаю, в тот момент каждая сама для себя решала, что же я строю: пыточную или что похуже. Хотя, в своей пикантной просьбе, я сразу объяснил и Рабиге, и «зелёному фартучку» бара, что никакого насилия, садизма, в том числе морального, и никакой боли, даже если попросят. Но бояться им, очевидно, никто не запрещал. Я уселся, раскрыл меню, и троица нижних, поняв, что я закончил приготовления, поспешила ко мне, в мою власть.
Все три девушки были именно такими, как я и мечтал: среднего роста, в меру худенькие — не анорексички, но и без лишнего жирка, немного за двадцать, две из них были медлительно томными, третья — живенькая. Остальное, а именно развратность и смиренная послушность, пока было не ясно, но я уже не сомневался, что и в этом всё будет замечательно. Неужели за такими милыми созданиями никто здесь в ресторане не ухаживает, пока они сидят без дела, мысленно посочувствовал я. Ведь тут должно быть полно и Верхних сотрудников. На них была одинаковая одежда нижних служанок ресторана, хотя, как я узнал на ресепшене и в баре, обычность эта меняется изо дня в день и неизвестно по какой прихоти старших администраторов. Не знаю, как в другие дни, но сегодня это было прелестно. На них были очень короткие белые блузки, ещё более короткие изумрудные юбочки, которые лишь скрывали цвет трусиков, если таковые были, да и то не всегда, ну и зелёные туфельки на невысоком каблучке. Фартучков официанток не было, если кто-то из них и работал разносчицами, а может даже и поварами, то предпочли снять лишнюю «спецовку». Но я был чуть-чуть развратнее и посчитал лишним не только фартук. Двум, которым суждено было стать моими живыми чувствительными манекенами, я велел разуться и раздеться топлес. Выбрав первой самую любопытненькую, но смиренно неподвижную, я пригласил её занять своё место.
— Ложись на спину и чуть повернись ко мне, — я хлопнул по столу справа от себя, — Вот здесь будет твоя голова, здесь лопатки, здесь попа. Руками можешь делать что угодно, только мне – не мешай!
Она послушно водрузилась на скатерть, как я сказал. Второй я велел проделать то же самое, симметрично первой, но на левом от меня столе. Они расположились так, что я мог, не вставая со стула, дотягиваться руками (что я и проделал, прогладив кожу, где достал) от голов чуть позади меня до их колен впереди. А сидя прямо и раздвинув локти, я касался бы их животиков.
— А как же я, Господин? Мне что делать? — жалобно спросила третья.
— А ты – как и оговорено – будешь прислуживать мне. Официанткой, слугой, массажисткой, советчицей. Я совершенно не разбираюсь во всех этих премудростях и изысках ресторанных блюд, никогда не был извращённым гурманом, — я улыбнулся своей свеженазначенной служанке, — Как тебя зовут? Иди ко мне.

— Джули, Господин, то есть Джульетта, у меня мама с папой были актёрами театра, папа сейчас уже режиссёр, а мама и теперь играет. Им очень нравится Шекспир. А вот друзья у меня совсем-совсем не понимают высокого искусства и зовут меня Жули или Жуля. Глупые, но я давно привыкла, — она быстренько обежала вокруг левого стола, смешно тряся грудками под коротенькой блузой, и встала у меня за спиной справа, заглядывая в раскрытое у меня в руках меню, готовая уже подсказывать такому несмышлёному в правильной еде Хозяину.

Читать дальше: Окончание