bdsmion

Молчишь, улыбаясь и щуря глаза, лишь изредка хмыкая и вздыхая. Закончилась сказка, ребята, сматываем удочки, вёсла и алые паруса, нам пора уходить, не дождавшись и чая.

Молчишь, провожая взглядом. Ты ясно даёшь понять – от тебя не дождаться ответа. Эта тема давно под запретом. И не сдвинуться ни на атом. На тему наложено вето.

«Закрой за мной дверь», - хриплый шепот. Стыдно за голос, прокуренный, севший. Голос не выигравшей, а потерпевшей. Едва уцелевшей, но истощенной от кровопотерь.

Смеясь, ты подходишь вплотную, обдав меня запахом горьким. Ты шепчешь на ухо, сжимая за плечи: «Милая, время не лечит. Не шастай же по перронам и аэродромам. Ты не нужна ни друзьям, ни знакомым. Кто ж тебя, такую больную, шальную, как не я, приголубит?

Сыграем в любит-не любит?»

До хруста сжимаю зубы, и сами собой опускаются руки. Уйти, не дождавшись ответа - так, право, по-детски глупо/по-женски мудро. И вечером ждать рассвета. Как жаль, что мы близоруки. Я буду об этом жалеть (всю жизнь) наутро.

Нет выбора - вновь остаюсь, наперед уже зная концовку – закончится сказка, и принц, сняв одежду, достанет наручники и золотистую клетку. Принцесса играет теперь для него медсестру/училку/воровку. Он всё расписал за неё на ближайшую пятилетку.

Молчишь, улыбаясь и наблюдая, как вновь становлюсь на колени. Я больше не сильная девочка, папа, прости. Он меня сломал, подчинил, превратил в рабыню, помешанную на боли и этилене, подсевшую на это проклятое ассорти.

Не сбежать, не уйти живой, только вынесут в чёрном пакете. Он убил меня прошлой зимой. Нам, игрушкам, пустым и бездушным, уже ни к чему ответы.

На тему наложено вето.
Шепчу: «Я люблю».
По сюжету.